Августовские пушки

Воодушевлённое «общим чувством победы», как отметил кронпринц, германское верховное командование тем не менее серьёзно восприняло переброску французских войск из Лотарингии и теперь требовало «стремительного продвижения с тем, чтобы предотвратить наращивание свежих сил противника и лишить Францию возможно больших средств к продолжению борьбы». Армии Клука ставилась задача выйти к Сене юго-западнее Парижа. Бюлов должен был наступать прямо на Париж, Хаузен, герцог Вюртембергский и кронпринц получили указание двинуть свои армии к Марне, восточнее Парижа, и захватить соответственно Шато-Тьерри, Эперне и Витриле-Франсуа. Вопрос о прорыве французской линии укреплений 6‑й и 7‑й армиями под командованием Рупрехта оставался окончательно не решённым, но им, по всей видимости, предстояло форсировать Мозель между Тулем и Эпиналем, «если противник отступит». Ставка делалась «предпочтительно на быстроту», чтобы лишить Францию времени для перегруппировки сил и организации сопротивления. В памяти ещё свежи были воспоминания 1870 года, поэтому верховное командование приказывало принять «суровые меры в отношении населения, чтобы как можно быстрее подавить всякое сопротивление франтирёров» и не допустить «национального восстания». Считалось, что противник сначала окажет серьёзное сопротивление на Эне, а затем, после его отступления, на Марне. В последнем случае, заявлял главный штаб, вторя новой идее Клука, «возможно, придётся развернуть армии с юго-западного направления на южное».

Не считая последнего предположения, приказ от 28 августа следовал первоначальной линии кампании. Однако германские армии, которым предстояло его выполнять, уже утратили свои прежние качества. Их численность сократилась на пять корпусов, что эквивалентно потере целой армии. Клук оставил позади два резервных корпуса для блокирования Антверпена, а также для удержания Брюсселя и других городов. Бюлов и Хаузен лишились каждый по одному корпусу, переброшенных на русский фронт. Несколько бригад и дивизий, составлявшие в общей сложности ещё один корпус, предназначались для блокирования Живе и Мобёжа. Чтобы занять те же рубежи, что были определены исходным стратегическим планом, с тем чтобы 1‑я армия продвигалась к западу от Парижа, германскому правому крылу пришлось бы значительно растянуть свои силы, истончив линию фронта, иначе неизбежно было появление разрывов между его соединениями. Впрочем, последнее уже происходило: 28 августа Хаузен вынужден был повернуть влево, в сторону армии герцога Вюртембергского, обратившегося к нему с просьбой о «срочной помощи». Герцог вёл ожесточённые бои с французами южнее Седана. Хаузен направил в этот район подкрепления, сняв их с правого фланга, оказавшегося ослабленным. Тогда он потребовал, чтобы Бюлов прикрыл его справа. А те два корпуса, которым следовало бы находиться на стыке этих двух армий, были на пути к Танненбергу.

Главный штаб 28 августа начал проявлять тревогу. Мольтке, Штейн и Таппен с беспокойством обсуждали, не воспользоваться ли резервами, взятыми у Рупрехта, для усиления правого крыла. Однако они не могли отказаться от попыток прорваться через французскую линию укреплений. «Идеальные Канны», мечта Шлиффена, от которой он в своё время отказался, то есть одновременный двойной охват левым крылом через Лотарингию, а правым – вокруг Парижа, сейчас представлялись вполне осуществимыми. Рупрехт наносил мощные удары по Эпиналю, его армия стояла у ворот Нанси и обстреливала стены Туля. После падения Льежа укреплённые пункты, по словам полковника Таппена, «утратили свой престиж», и с каждым днём, как казалось, победа Рупрехта становилась всё ближе. Разрушение бельгийцами железных дорог всё равно затруднило переброску дивизий, и главный штаб убедил себя в том, что прорыв в районе Шарма, между Тулем и Эпиналем, более чем возможен и позволил бы, как выразился Таппен, «взять вражеские армии в кольцо по всем правилам военного искусства и, в случае успеха, завершить войну». Исходя из этих соображений, левое крыло под командованием Рупрехта, состоящее из 26 дивизий, по численности примерно равнявшихся значительно ослабленному правому крылу из трёх армий, осталось нетронутым. Вовсе не о таком соотношении мечтал Шлиффен, бормотавший в свой смертный час: «Главное – усиливать правое крыло».

После драмы в Бельгии весь мир с напряжённым вниманием следил за ходом военных действий на фронте, растянувшемся от Брюсселя до Парижа. Однако общественность почти ничего не знала о том, что в это время в Лотарингии велась жесточайшая, длительнейшая и упорнейшая борьба за восточные ворота Франции. Две германские и две французские армии – французами командовали Кастельно и Дюбай – вступили в беспощадную, почти не прекращающуюся схватку на участке между Эпиналем и Нанси, протянувшемся на восемьдесят миль.