Августовские пушки

Немцы прошли 3 сентября примерно 25–28 миль. По свидетельству очевидца-француза, солдаты, приходившие на отведённые квартиры, «падали от изнеможения, бормоча, как пьяные „Сорок километров! Сорок километров!“. Больше они не могли произнести ни слова». В ходе начавшегося вскоре сражения многие немецкие солдаты, взятые в плен, сразу же засыпали, не в состоянии сделать больше и шага. Это были дни страшного напряжения сил. И лишь желание войти «завтра или послезавтра» в Париж гнало их вперёд, а офицеры не решались сказать своим солдатам правду. В своём стремлении уничтожить французские армии Клук не только довёл свои войска до крайнего изнеможения, оторвался от своих линий снабжения, но оставил позади себя тяжёлую артиллерию. Его соотечественник в Восточной Пруссии, генерал фон Франсуа, не сдвинулся с места до тех пор, пока не подошла тяжёлая артиллерия и обозы с боеприпасами. Однако Франсуа готовился к сражению, а Клук, считавший, что ему предстоит лишь погоня за врагом да операция по прочёсыванию, не принял никаких мер предосторожности. У французов, думал он, после десяти дней отступления совершенно подорван моральный дух, и у них нет сил, чтобы, услышав призывный клич горна, повернуться ему навстречу и сражаться вновь. О фланге Клук тоже не беспокоился. «Генерал считает, что ему нечего опасаться действий парижской армии, – писал один немецкий офицер 4 сентября. – После того как мы уничтожим остатки англо-французской армии, он вернётся к стенам Парижа и предоставит IV резервному корпусу честь первым вступить во французскую столицу».

Приказ остаться позади для прикрытия с фланга общего наступления германских армий выполнить невозможно, прямо заявил Клук главному штабу 4 сентября, продолжая между тем продвигаться вперёд. Остановка на два дня, необходимая для того, чтобы Бюлов смог подтянуть свои войска, ослабит общее германское наступление, а противник за это время оторвётся, получив свободу действий. Лишь благодаря «смелой операции», проведённой его армией, удалось захватить переправы через Марну и открыть этим путь другим войскам. Как далее отметил германский командующий, «следует надеяться, что будут использованы все преимущества достигнутого успеха». В безапелляционном тоне Клука проскользнули гневные нотки, когда он спросил, почему за «решающими победами других армий» – он имел в виду Бюлова – всегда следуют «просьбы о помощи».

Бюлов пришёл в бешенство, узнав о том, что «эшелон в тылу 2‑й армии превратился, вопреки предписаниям главного штаба, в наступающий эшелон». Его войска, как и другие германские части, к Марне вышли физически обессиленными. «Мы совершенно выбились из сил, – писал один офицер из X резервного корпуса. – Люди падают в канавы и лежат там, едва дыша… Затем вновь команда – по коням. Я еду, уронив голову на гриву лошади. Всех мучают жажда и голод. На нас нападает апатия. Такая жизнь мало чего стоит. Потерять её, значит потерять немного». Солдаты Хаузена жаловались на отсутствие «горячей пищи в течение пяти дней подряд». В соседней 4‑й армии один офицер писал: «Мы целый день идём и идём по удушающей жаре. На заросших щетиной лицах лежит слой пыли, и люди похожи на шагающие мешки с мукой». То, что германское наступление приводило к физическому изнурению и падению морального состояния войск, не тревожило командующих армиями. Все они, как и Клук, были убеждены в полном поражении французов. 3 сентября Бюлов писал в донесении, что французская 5‑я армия потерпела «сокрушительное поражение» – в третий или четвёртый раз, – «совершенно дезорганизована» и бежит на юг к Марне.

Хотя и не «дезорганизованная совершенно», 5‑я армия, замыкавшая отступление французских войск, явно была не в хорошей форме. Ланрезак, не стесняясь, в открытую выражал недоверие Жоффру, оспаривал приказы командования, ссорился с офицерами связи из главного штаба. Это отрицательно влияло на его подчинённых, расколовшихся на две враждующие группы. Постоянная угроза арьергардам армии со стороны противника измучила офицеров штаба, все испытывали раздражение и тревогу, нервы каждого были крайне напряжены. Командир XVIII корпуса генерал Ма де Латри, войска которого находились ближе всего к противнику, думая о состоянии солдат, испытывал «душевную боль». Потрёпанная в боях, 5‑я армия тем не менее пересекла Марну, находясь на значительном расстоянии от противника, практически выйдя из зоны боёв. Таким образом она выполнила условие Жоффра, касавшееся возобновления наступления.