Августовские пушки

В ноябре 1913 года короля Альберта пригласили в Берлин, так же как девять лет тому назад его дядю. Кайзер устроил в его честь королевский обед, стол был украшен фиалками и накрыт на пятьдесят пять гостей, среди которых были военный министр генерал Фалькенхайн, министр имперского флота адмирал Тирпиц, начальник генерального штаба генерал Мольтке и канцлер Бетман-Гольвег. Бельгийский посол барон Бейенс, также присутствовавший на обеде, отметил, что всё это время король имел необычно мрачный вид. После обеда он видел, что король разговаривал с Мольтке. Лицо Альберта, слушавшего генерала, с каждой минутой всё больше темнело. Покидая дворец, король сказал Бейенсу: «Приходите завтра в девять. Я должен поговорить с вами».

Утром он совершил прогулку с Бейенсом от Бранденбургских ворот мимо блестевших белым мрамором и застывших в героических позах скульптур Гогенцоллернов, укутанных, к счастью, туманом, до Тиргартена, где они смогли поговорить «без помех». Альберт признался, что уже в начале своего визита он был шокирован Вильгельмом, когда на одном из балов тот указал ему на генерала – этим генералом оказался фон Клук, – который, по словам кайзера, выбран «возглавить марш на Париж». Затем вечером накануне обеда кайзер отвёл Альберта в сторону для личной беседы и разразился истерической тирадой против Франции. По его словам, Франция не прекращает провоцировать его. Как результат подобного отношения, война с ней не только неизбежна, она вот-вот разразится. Французская пресса наводнена злобными угрозами в адрес Германии, закон об обязательной трехлетней военной службе явился явно враждебным актом, и движущая сила всей Франции кроется в ненасытной жажде реванша. Альберт попытался разубедить кайзера – он знает французов лучше, каждый год посещает эту страну и может заверить кайзера в том, что французский народ не только не агрессивен, но, напротив, искренне стремится к миру. Напрасно – кайзер продолжал твердить о неизбежности войны.

После обеда этот припев подхватил Мольтке. Война с Францией приближается. «На этот раз мы должны покончить с этим раз и навсегда, Вашему величеству трудно представить, каким неудержимым энтузиазмом будет охвачена Германия в решающий день». Германская армия непобедима; ничто не в силах противостоять furor Teutonicus, натиску тевтонцев; ужасные разрушения отметят их путь; их победа не вызывает сомнений.

Обеспокоенный причиной столь поразительных откровений, а также их содержанием, Альберт мог лишь прийти к выводу, что предназначены они для того, чтобы запугать Бельгию и заставить её пойти на сговор с Германией. Очевидно, немцы приняли определённое решение. Нужно было предупредить Францию. Он дал инструкции Бейенсу проинформировать обо всём Жюля Камбона, французского посла в Берлине, и попросить передать эти сведения в самых сильных выражениях президенту Пуанкаре.

Позднее король и посол узнали, что на том же обеде майор Мелотт, бельгийский военный атташе, услышал от разоткровенничавшегося Мольтке ещё более поразительные вещи: война с Францией «неизбежна», она намного «ближе, чем вы думаете». Мольтке, обычно проявлявший большую сдержанность в разговорах с иностранными военными атташе, на этот раз «распоясался». Судя по его словам, Германия не хочет войны, однако генеральный штаб «находится в состоянии готовности натянутого лука». Он сказал, что «Франция должна решительно прекратить провоцировать и раздражать нас, ибо в противном случае нам придётся прибегнуть к действиям. Чем скорее, тем лучше. Мы сыты по горло этими постоянными тревогами». В качестве примеров подобных провокаций, не считая «крупных дел», Мольтке назвал холодный приём, оказанный германским авиаторам в Париже и бойкот парижским обществом майора Винтерфельда, германского военного атташе. На это горько жаловалась мать майора графиня д’Альвенслебен. А что касается Англии, что ж, германский флот создан не для того, чтобы прятаться в гаванях. Он атакует и, возможно, будет разбит. Пусть Германия потеряет свои корабли, но Англия утратит господство на морях, которое перейдёт к Соединённым Штатам. Только они окажутся победителями в европейской войне. Англия это понимает, сказал генерал, сделав неожиданный логический поворот, и поэтому, вероятно, останется нейтральной.

Но Мольтке ещё не договорил. Что же станет делать Бельгия, спросил он майора Мелотта, если мощная иностранная армия вторгнется на её территорию? Атташе ответил, что Бельгия будет защищать свой нейтралитет. Пытаясь узнать, ограничится ли Бельгия протестом, как думали немцы, или будет сражаться, Мольтке попросил его быть более конкретным. Когда Мелотт сказал: «Мы выступим всеми имеющимися у нас силами против державы, посягнувшей на наши границы», – Мольтке как бы между прочим заметил, что одних благих намерений недостаточно: «Вы также должны иметь армию, способную выполнить задачи, вытекающие из обязательств по сохранению вашего нейтралитета».