Августовские пушки

Энвер снова отказался отвечать, сославшись на то, что надо провести заседание кабинета министров. Но Кресс опять принялся настаивать – мол, крепости нужны чёткие указания.

— Так пропустят англичан или нет?

После долгой паузы Энвер наконец ответил:

— Да.

На входе в проливы, в 150 милях от Константинополя, турецкий эсминец приблизился к «Гёбену», под прицелом сотен глаз на палубе крейсера. На мачте эсминца появился сигнал «Следовать за мной». В 9 часов вечера 10 августа «Гёбен» и «Бреслау» вошли в Дарданеллы, следствием чего, как много позднее мрачно признался Черчилль, стали «жуткая бойня, жуткие страдания и столько смертей, сколько не бывало когда-либо прежде в результате действий одного-единственного корабля».

Мгновенно разнесённая телеграфом по всему миру, эта новость дошла до Мальты около полуночи. Адмирал Милн, по-прежнему крейсировавший среди островов Эгейского моря, узнал обо всём на следующий день. Надо признать, его начальство настолько неверно оценило прорыв «Гёбена», что поручило адмиралу блокировать Дарданеллы «на случай, если немецкие корабли появятся вновь».

Премьер-министр Асквит записал в своём дневнике, что новость «любопытная». Но, прибавил он, «мы будем настаивать», чтобы экипаж «Гёбена» заменили турками, которые не умеют управлять таким кораблём, «поэтому случившееся не имеет большого значения». Похоже, «настаивать» – единственное действие, которое требовалось в данной ситуации, с точки зрения Асквита.

Послы стран Антанты действительно принялись настаивать, сурово и регулярно. Турки, всё ещё надеясь сохранить нейтралитет и не раздражать союзников сверх меры, попросили немцев разоружить «Гёбен» и «Бреслау» «кратковременно и для видимости», однако Вангенхайм наотрез отказался даже обсуждать это предложение. Заседание турецкого правительства было весьма бурным, и один министр вдруг спросил: «А не продадут ли немцы нам эти корабли задним числом? Тогда их прибытие можно преподнести как поставку по контракту?»

Все пришли в восторг от этой идеи, которая позволяла не только решить насущную проблему, но и отплатить британцам той же монетой за захват двух турецких линкоров. С согласия Германии известие о продаже крейсеров донесли до дипломатического корпуса, и вскоре после этого «Гёбен» и «Бреслау», переименованные в «Явуз» и «Мидилли», вошли в строй флота под турецким флагом, а их команды надели фески. Сам султан побывал на борту обоих кораблей, а простой народ встретил это событие взрывом энтузиазма. Внезапное появление двух немецких крейсеров, словно бы присланных неким джинном взамен двух украденных линкоров, привело население в экстатический восторг и немало способствовало симпатиям к Германии в обществе.

Тем не менее турки всё откладывали объявление войны, которого требовала Германия. Вместо этого они сами предъявили Антанте ряд претензий в качестве обеспечения своего нейтралитета. Россию настолько встревожило прибытие «Гёбена» в акваторию Чёрного моря, что она изъявила готовность платить. Подобно грешнику, который отказывается от пожизненных вредных привычек на смертном одре, она даже согласилась более не притязать на Константинополь. 13 августа министр иностранных дел Сазонов предложил Франции представить Турции официальные гарантии её территориальной целостности и посулить «существенные финансовые выгоды за счёт Германии» в обмен на нейтралитет. Более того, он был готов пообещать, что Россия будет соблюдать эти договорённости, «даже если мы победим».

Французы согласились и «поменяли местами небо и землю», как выразился президент Пуанкаре, чтобы принудить Турцию к соблюдению нейтралитета и убедить Великобританию присоединиться к совместным гарантиям. Но англичане не желали вести переговоры и оплачивать нейтралитет своего бывшего протеже. Черчилль, в своих «наиболее воинственных» и «яростно антитурецких» речах, предлагал кабинету министров отправить флотилию торпедных катеров в Дарданеллы и потопить «Гёбен» и «Бреслау». Это был единственный шаг, способный, вероятно, убедить колеблющихся турок, единственный шаг, который мог бы предотвратить то, что в конечном счёте произошло. Один из самых острых и смелых военных умов Франции уже предложил этот шаг – в день, когда немцы вошли в проливы. «Мы должны идти за ними, – сказал генерал Галлиени, – в противном случае Турция придёт за нами». Увы, в британском правительстве предложение Черчилля заблокировал лорд Китченер, который заявил, что Англия не может позволить себе оскорблять мусульман, напав на Турцию. Турок нужно оставить в покое, «пока они сами не нанесут удар».

Почти три месяца, пока союзники попеременно то угрожали, то торговались и пока немецкое военное влияние в Константинополе неуклонно возрастало, в турецком правительстве продолжались споры и выяснения отношений. К концу октября Германия, уставшая от бесконечных проволочек, потребовала определённости. Активное участие Турции в войне, для блокады России с юга, стало необходимостью.