Августовские пушки

Необыкновенное трудолюбие и гранитная твёрдость духа помогли капитану Эриху Людендорфу победить предубеждения, связанные с отсутствием приставки «фон» в его фамилии, и добиться заветных красных лампасов офицера генерального штаба, в ряды которого он вступил в 1895 году, когда ему было тридцать лет. Плотный, со светлыми усами над жёсткой, опущенной вниз линией рта, круглым двойным подбородком и выпуклостью на загривке, которую Эмерсон называл отличительным признаком зверя, он, в противоположность Шлиффену, не принадлежал к аристократическому типу. Однако за образец Людендорф взял твёрдый, замкнутый характер своего кумира. Намеренно отказываясь от друзей и знакомств, этот человек, которому суждено было через два года обрести, первому после Фридриха Великого, огромную власть над судьбой и народом Германии, оставался почти никому не известным и никем не любимым. О нём не судачили, как водится, никто не мог припомнить сделанных им метких замечаний, и, даже когда он стал возвышаться, о нём не рассказывали сопутствующих анекдотов: это был человек без тени.

Считая Шлиффена одним «из величайших солдат истории», Людендорф как сотрудник, а впоследствии и начальник мобилизационного отдела генерального штаба с 1904 по 1913 год, делал всё, чтобы претворить в жизнь план своего командира. По его словам, весь генеральный штаб был убеждён в правильности стратегического замысла, ибо «никто не верил в бельгийский нейтралитет». В случае войны Людендорф надеялся стать начальником оперативного управления, однако в 1913 году его, после ссоры с тогдашним военным министром генералом фон Хеерингом, вывели из состава генерального штаба и отправили командовать полком. В апреле 1914 года он получил чин генерала. Ему было приказано занять после начала мобилизации пост заместителя начальника штаба 2‑й армии[2]. В этом качестве он и прибыл 2 августа в «маасскую армию» Эммиха, которой поручалось захватить Льеж. В задачу Людендорфа входило поддержание связи между ударными силами и главным командованием.

Не испытывая никаких иллюзий, король Альберт 3 августа принял на себя обязанности главнокомандующего бельгийскими вооружёнными силами. План, составленный им и Гале на основе предположения о германском вторжении, не получил поддержки. Они предлагали, чтобы все шесть бельгийских дивизий заняли рубежи вдоль естественного барьера по реке Маас, где они смогли бы усилить укреплённые позиции Льежа и Намюра. Но генеральный штаб, во главе с новым начальником, генералом Селье де Моранвилем, с презрением отнёсся к попыткам короля и какого-то капитана навязать им свою волю и, колеблясь между наступательной и оборонительной стратегиями, не отдал никаких приказов о передислокации армий за Маас. В соответствии с принципами строгого нейтралитета шесть дивизий располагались таким образом, чтобы дать отпор любому врагу. 1‑я дивизия стояла в Генте против англичан, 2‑я – Антверпене, 3‑я – в Льеже против немцев, 4‑я и 5‑я – в Намюре, Шарлеруа и Монсе против французов, 6‑я и кавалерийская дивизии размещались в Брюсселе. План генерала Селье заключался в том, чтобы, когда враг будет определён, сконцентрировать армию в центре страны на пути захватчика, предоставив гарнизонам Антверпена, Льежа и Намюра возможность защищаться самостоятельно. Стремление придерживаться существующего плана всегда сильнее желания его изменить. Кайзер не мог изменить планов Мольтке, Китченер – планов Генри Уилсона, Ланрезак – планов Жоффра. Король Альберт, став 3 августа официально главнокомандующим и начальником генерала Селье де Моранвиля, уже не успевал организовать развёртывание войск вдоль Мааса – время была упущено. Принятая стратегия заключалась в сосредоточении бельгийской армии перед Лувеном (Лёвеном) на реке Гете в 40 милях к востоку от Брюсселя, где было решено создать оборонительные рубежи. Король смог добиться лишь того, чтобы 3‑я дивизия осталась в Льеже, а 4‑я – в Намюре с целью укрепления пограничных гарнизонов. Ранее предполагалось присоединить эти части к полевой армии в центре страны.