Августовские пушки

Вечером в штаб Клюка прибыл полномочный представитель верховного командования. Памятуя о скверной радиосвязи и бурном темпераменте Клюка, Мольтке отправил к нему своего начальника разведки полковника Хенша. Тот, проделав 300-километровый путь из Люксембурга, лично разъяснил Клюку суть приказа Мольтке и потребовал его выполнения. К своему «удивлению», Клюк и его штаб узнали, что армии Руппрехта и кронпринца ведут тяжелые позиционные бои, безуспешно пытаясь прорвать оборону французов. Хенш представил офицерам штаба армии доказательства, свидетельствующие о создании «очень сильной группировки противника», перемещающейся в западном направлении и создающей серьезную угрозу флангу немцев. Только грозная необходимость заставила главный штаб отдать приказ об отступлении. 1-й армии предлагалось повернуть обратно и двигаться севернее Марны. Малоутешительными были и слова Хенша о том, что «этот маневр может быть проведен не спеша».

Еще большее беспокойство вызвало донесение IV резервного корпуса, прикрывавшего правый фланг армии с севера от Марны. Германские части столкнулись и завязали бои с отрядом противника численностью до двух дивизий, поддерживаемого тяжелой артиллерией. Это были передовые войска Монури, выходившие к Урку. Хотя атака французов была «успешно отражена», командир IV резервного корпуса все же приказал отступить с наступлением темноты.

Клюк подчинился приказу Мольтке. Теперь армия, вырвавшаяся слишком далеко вперед после форсирования Марны, должна была отойти назад. Клюк отдал распоряжение приступить к отводу войск со следующего утра, то есть с 6 сентября. Совершив победный марш от Льежа почти до Парижа, он тяжело переживал эти минуты. Если бы он шел в эшелоне за армией Бюлова, как ему приказали, и сегодня в 7 утра остановил армию, он бы смог противодействовать угрозе, нависшей над его флангом. По свидетельству генерала Кюля, «ни верховное командование, ни штаб 1-й армии не имели ни малейшего представления о том, что вся французская армия готова была перейти в наступление... Не было никаких признаков — ни показаний пленных, ни предупреждений комментаторов газет». Если Клюк не предполагал, что ждало его в будущем, то, во всяком случае, он не мог не понимать, что прекращение преследования противника и отвод войск сейчас, когда до выполнения графика главного штаба осталось всего четыре дня, не было прелюдией к окончательной победе.

Для союзников 5 сентября был, казалось, еще более мрачным днем. Их представители, собравшиеся в Лондоне в то время, когда с фронта сообщали лишь о поражениях, подписали утром договор, который обязывал страны Антанты «не заключать сепаратного мира в ходе настоящей войны».

В Париже Монури спросил Галлиени: «Если операция провалится, куда мы отведем...» Глаза Галлиени затуманились. Он ответил: «Никуда». Готовясь к возможной катастрофе, он отдал секретный приказ командирам парижского укрепленного района сообщить о всех объектах, которые следует уничтожить, чтобы ими не воспользовались немцы. Даже такие мосты в сердце Парижа, как Пон Неф и Пон Александер, подлежали уничтожению. Врагу должна достаться «пустота», если он прорвется через линию обороны, сказал он генералу Хиршауэру.

Главный штаб получил от Кастельно донесение, из которого следовало, что катастрофа могла разразиться раньше, чем начнется генеральное наступление. Командующий предлагал отступить от Нанси, если противник еще больше усилит натиск. Жоффр попросил его продержаться еще сутки, однако на случай неудачи он одобрил представленный Кастельно план отхода на вторую линию обороны.

Взяв у 3-й армии один корпус и сняв два корпуса с фронта под Мозелем, Жоффр пошел на большой риск, чтобы на этот раз достичь над противником численного перевеса, которого у него не было во время наступления в начале войны. Подкрепления еще не заняли боевые позиции. Жоффр, информируя правительство о принятом решении, постарался создать для себя алиби на случай провала наступления. В телеграмме, отправленной им президенту и премьер-министру, говорилось: «Галлиени преждевременно атаковал противника, поэтому я приказал приостановить отвод войск и, в свою очередь, возобновить наступление». Впоследствии, когда Жоффр систематически пытался умалить роль Галлиени в операции на Марне и даже уничтожить некоторые материалы, относящиеся к этому периоду, эту телеграмму откуда-то выкопал Бриан и показал Галлиени. «Это «преждевременно» дороже золота», — сказал он.

Утром 5 сентября Жоффр, ничего не знавший о намерениях англичан, переживал «почти агонию». Он отправил Мильерану телеграмму с просьбой использовать влияние правительства, чтобы добиться согласия англичан. Предстоящее сражение «может оказать решающее влияние на ход войны, в случае неудачи оно будет иметь серьезнейшие последствия для страны. Я полагаю, что вы привлечете внимание фельдмаршала к огромному значению будущего наступления. Если бы я мог приказывать английской армии, так же как и французской, я отдал бы немедленный приказ о переходе в наступление».