Августовские пушки

В 9 часов бледный адъютант сообщил кабинету ошеломляющую новость: Жорес убит! Это событие, грозившее серьезными беспорядками, привело министров в замешательство. Уличные баррикады, стычки, даже мятеж — вот перспектива накануне войны. Министры снова начали спорить о выполнении плана «Карне Б» — автоматического ареста в день мобилизации известных агитаторов, анархистов, пацифистов и подозреваемых шпионов. Префект полиции и бывший премьер Клемансо советовали министру внутренних дел Мальви немедленно приступить к выполнению плана. Вивиани и его сторонники, надеясь сохранить единство нации, выступали против. Они твердо стояли на своем. Было арестовано несколько иностранцев, подозреваемых в шпионаже, но ни одного француза. На случай беспорядков войска в ту ночь находились в состоянии полной боевой готовности. Но ничего не произошло, и на следующее утро преобладало лишь настроение глубокого горя и тихого спокойствия, а из 2501 человека, числившегося в списке неблагонадежных, 80 процентов подали заявление о добровольном зачислении на военную службу.

В 2 часа ночи президента Пуанкаре разбудил неугомонный русский посол Извольский, бывший министр иностранных дел, отличавшийся необычайной активностью. Крайне удрученный и возбужденный, он хотел знать: «Что намеревается предпринять Франция?» Извольский не сомневался в позиции Пуанкаре, однако его, как и многих других русских государственных деятелей, преследовали опасения, что в решающую минуту французский парламент, которому никогда не сообщали условий военного договора с Россией, может отказаться ратифицировать его. Эти условия подчеркивали, что, «если Россия подвергнется нападению со стороны Германии или Австрии при поддержке Германии, Франция использует все имеющиеся у нее силы для выступления против Германии». Как только Германия или Австрия объявят мобилизацию, «Франция и Россия, считая, что предварительного заключения соглашения по этому вопросу не требуется, немедленно и одновременно мобилизуют все свои вооруженные силы и перебрасывают их как можно ближе к границам... Эти силы должны со всей возможной скоростью развернуть полные боевые действия с тем, чтобы Германии пришлось сражаться сразу на западе и на востоке».

Условия казались совершенно определенными. Но, обеспокоенно спрашивал Извольский, признает ли их французский парламент? В России власть была абсолютной, поэтому Франция «могла быть уверена в нас», однако «во Франции правительство бессильно без парламента, который незнаком с текстом договора 1892 года... Какие есть гарантии, что парламент поддержит инициативу правительства?»

«Если Германия нападет», — заявил Пуанкаре еще в 1912 году, парламент «несомненно» последует за правительством.

И теперь, среди ночи, снова встретившись с Извольским, Пуанкаре заверил его, что кабинет будет созван через несколько часов, чтобы дать необходимый ответ. В тот же час русский военный атташе при всех регалиях появился в спальне Мессими, чтобы задать тот же вопрос. Мессими позвонил премьеру Вивиани, который, несмотря на изнеможение после вечерних событий, еще не спал. Он нервно посоветовал: «Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие!»

Но сохранение спокойствия оказалось не таким простым делом. Испытывая, с одной стороны, нажим русских, требовавших определенности, а с другой — Жоффра, настаивавшего на мобилизации, французское правительство вынуждено было не предпринимать никаких действий, чтобы показать Англии, что Франция начнет войну лишь в целях самообороны.

На следующее утро 1 августа в 8.00 Жоффр прибыл в военное министерство на улице Св. Доминика и «взволнованным голосом, так контрастировавшим с его прежним спокойствием», просил Мессими добиться согласия правительства на мобилизацию. По его подсчетам, приказ о ней должен быть издан не позднее 4 часов, чтобы его можно было отправить на центральный почтамт для рассылки телеграфом по всей Франции — только в этом случае мобилизация могла начаться в полночь. В 9.00 он вместе с Мессими прибыл на заседание кабинета, где представил свой ультиматум: дальнейшая задержка приказа о всеобщей мобилизации на сутки приведет к потере 15-20 километров французской территории, и если приказ не будет отдан теперь, он снимает с себя обязанности главнокомандующего. Перед кабинетом встала еще одна проблема.

Пуанкаре высказался за принятие решительных мер, Вивиани, защищавший антивоенные настроения, все еще надеялся, что время само даст ответ. В 11.00 он прибыл в министерство иностранных дел, чтобы встретиться с фон Шеном, который, испытывая муки беспокойства, прибыл на два часа раньше срока для получения ответа на вопрос Германии, заданный днем раньше: останется ли Франция нейтральной в русско-германской войне. «Мой вопрос довольно наивен, — сказал огорченно посол, — потому что нам известно о существовании между вашими странами договора о союзе».