Августовские пушки

Армия вышла из повиновения, страна была охвачена расколом и недовольством, дворцовая конференция партийных лидеров и короля закончилась ничем. Ллойд Джордж зловеще говорил «о самом серьезном вопросе, поднятом в этой стране со времен Стюартов», часто повторялись слова «гражданская война» и «восстание»; одна немецкая фирма по производству оружия, испытывая большие надежды, отправила 40 000 винтовок и миллион патронов в Ольстер. Тем временем пост военного министра оставался свободным, и его обязанности совмещал премьер Асквит, у которого не было ни времени, а еще меньше желания заниматься делами армии.

Асквит, однако, имел необычайно активного первого лорда адмиралтейства. Когда Уинстон Черчилль чувствовал приближающуюся битву, он становился подобным боевому коню Иова, который не только не побежал от меча, но «направился в долину и сказал среди звуков труб — ха, ха». Черчилль был единственным английским министром, твердо убежденным в том, что именно должна делать Англия, и без колебаний шел к поставленной цели. 26 июля, когда Австрия отвергла ответ Сербии и за десять дней до того, как английское правительство определило свою позицию, Черчилль издал приказ, имевший огромное значение.

26 июля британский флот без всякой связи с разразившимся кризисом проводил пробную мобилизацию и маневры, имея численность экипажей по табелям военного времени. На следующее утро в 7 часов эскадры должны были рассредоточиться — одни направлялись на учения в дальние моря, другие в свои порты, где часть экипажей направлялась в учебные команды, третьи — в доки, на ремонт. Как вспоминал впоследствии первый лорд адмиралтейства, в воскресенье 26 июля стояла «прекрасная погода». Узнав о новостях из Австрии, он решил поступить так, «чтобы дипломатическая ситуация не определила военно-морскую и чтобы английский флот занял исходные боевые позиции еще до того, как Германия узнает, будем мы участвовать в войне или нет и, следовательно, по возможности еще до того, как мы сами примем решение об этом». Курсив был сделан рукой Черчилля. После консультаций с принцем Бэттенбергом, первым морским лордом, он направил приказ флоту не рассредоточиваться.

Затем он информировал о своем решении Грея и с его согласия передал сведения об этом в газеты, надеясь, что эта весть, возможно, произведет «отрезвляющий эффект» на Берлин и Вену.

Держать все корабли флота вместе было еще недостаточно, следовало, как подчеркивал Черчилль, вывести его на «боевые позиции». Главной задачей флота, по мнению адмирала Мэхэна, этого Клаузевица военно-морской науки, оставаться «флотом существующим». В случае войны английский флот, от которого зависела жизнь этой островной нации, должен был взять под свой контроль все торговые морские пути, защитить от вторжения как Британские острова, так и пролив Ла-Манш и французское побережье, выполняя свои обязательства по договору с Францией. Флот должен был обладать достаточной силой, чтобы выиграть любое морское сражение, навязанное германским флотом, и, кроме того, ему следовало остерегаться грозного оружия неведомой силы, которое называлось торпедой. Адмиралтейство преследовал страх неожиданной и необъявленной торпедной атаки.

28 июля Черчилль отдал приказ своему флоту направиться в район военно-морской базы Скапа-Флоу, далеко на севере, у окутанных туманом Оркнейских островов в Северном море. Корабли покинули Портлэнд 29-го, и к вечеру того же дня их цепочка, растянувшись на 18 миль, прошла через Па-де-Кале, направляясь на север, не столько в поисках славы, сколько в целях предосторожности. «Неожиданная торпедная атака, — писал первый лорд адмиралтейства, — стала, по крайней мере, исчезнувшим кошмаром».

Подготовив флот к военным действиям, Черчилль обратил свой ум и энергию, бившую ключом, на срочную подготовку страны к войне. 29 июля он убедил Асквита разрешить отправку предупредительных телеграмм, которые были условным сигналом военного министерства и адмиралтейства о введении предварительного военного положения. Англия не могла объявить угрожающего положения, как Германия, или осадного положения, как Франция, чем фактически вводились законы военного времени, но предварительное военное положение считалось «гениальным изобретением... позволявшим принять определенные меры по приказу военного министра без ссылок на кабинет... в то время, когда была дорога каждая минута».