Спешил в Бурукан Олег не напрасно. Неделю назад они оставили там геолога порыбачить и поохотиться. Места дикие, богатые животным миром, птицей, рыбой грибами и ягодой. Сопки брусникой осыпаны, словно кровью облиты. Благодать, да и только. Алексей просил забрать его через два дня, но погода внесла свои коррективы. Охота затянулась надолго. Мы заправились и ждали прилета Олега.
Прогнозы поступили нелетные по всем направлениям. С перевала, со стороны Софийска и Экимчана надвигалась темнота облаков с моросью. Шансы на возврат МИ-8-го Михайлова ухудшились. Вертолет не самолет. Если мы на АН-2 в облаках рассекали как хотели, то вертолетчики предпочитали летать низом: по речкам и распадкам. Часа через полтора из-за верхушек елей показался вертолет. Покружившись вокруг оси над стоянкой, вертолет приземлился. Мы поспешили к нему из-за житейского любопытства.
Из вертолета вышел геолог обросший рыжей щетиной и трясущимися руками пытался закурить сигарету, но спички гасли, он тут же бросал их и пытался чиркнуть свежие. Внешний вид исхудавшего, почерневшего геолога, плохо Державшегося на ногах, вызывал жалость.
Изможденный человек нашел в себе силы рассказать нам, что с ним произошло. Рассказ часто прерывался заиканием. Бортмеханик Борис Воробьев подливал ему из термоса горячий кофе. Первые три дня Алексей удачно поохотился на уток, поймал на блесну крупного тайменя, с десяток кетин. Набрал два ведра брусники. Все шло хорошо. Правда, хлеба почти не осталось, а вертолет все не прилетал. К вечеру третьего дня почувствовал за собой слежку. Кто-то контролировал каждый его шаг. Алексей нервничал, ощущая несносное присутствие живого существа. То колыхнется ветка, то из-за куста блеснет взгляд или послышится приглушенный кашель.
– Если человек – выходи, если зверь – уходи! – с дрожью в голосе кричал Алексей, но ответа не последовало. Стрелять по живому существу не решился. Надо было сходить к реке за водой, заодно проверить свои подозрения. Они подтвердились.
Быстро вечерело. Туман заволакивал стланик. В десяти шагах ничего не было видно. Рядом с тропой ясно слышалось тяжелое дыхание и треск ветвей. Сомнений не оставалось – это медведь. «Но, что ему от меня надо? – размышлял Алексей. – Ягоды полно, рыбы на перекате наловить можно без проблем. Неужели людоед?». От этих мыслей Алексея начало знобить. На ум пришла песня «На границе тучи ходят хмуро». И он запел ее срывающимся на ходу голосом, а вернее, на бегу, преодолевая последние злосчастные сотни метров до домика. В сенях бросил ведро и, наглухо заперев дверь, принялся баррикадировать маленькие окошки.
Зверь не заставил себя долго ждать. Вскоре послышался треск отдираемых досок. Потихоньку прокравшись в сени, приладив ствол карабина в стык дверных досок, Алексей выстрелил. Медведь взревел и опрометью бросился от двери. «Попал! – радовался Алексей. – А может и смертельно ранил», – растапливая печку, думал осажденный охотник.
Тут звякнули разбитые окна, и лохматая лапа с облезлыми клочьями шерсти, растопырив грязные когти, протянулась к Алексею. Горящей головешкой Алексей сунул в противную лапу. Медведь взвыл и выдернул лапу вместе с поленом. «Ага, получил!» – торжествовал Алексей. Но торжество омрачилось паникой. За окошком засветился огонек, пришлось плеснуть туда воды прямо из ведра, а не то загорится дом и тогда конец. В окно выбросил всех уток:
– На жри, хамское отродье! – ругался геолог.
Шорохи и чавканье слышались до поздней ночи. Вздремнуть удалось только под утро.
Наступил рассвет. Алексей осторожно осмотрел пространство вокруг домика через окно и щели в дверных проемах, держа карабин наготове, и не зря. Метрах в пятидесяти от домика, за пустыми бочками из-под горючего, прятался медведь. Он, обнимая передними лапами бочку, выглядывал из-за нее злыми, маленьким глазками, то и дело втягивая носом воздух. Иногда бил лапами но морде, отгоняя комаров, да надоедливую мошкару.
«Ну-ну, сиди, сейчас мы тебя поздравим с добрым утром», – целясь в лохматую голову, думал Алексей. Пуля попала в верхний край бочки и рикошетом стегнула по правому уху медведя. От неожиданности он взревел, опрокинул бочку на себя, грозно рыча и, барабаня о накатывающуюся железяку, покатился под сопку. Можно было выйти на улицу.
Медведь не появлялся целый день, наверное, отлеживался поблизости в кустах. Туман не рассеивался, и это удручало. Надо было готовиться к ночной вахте: укреплять запоры на дверях и окнах, готовить скромный ужин, запасать дрова. Воды осталось совсем мало, а идти к реке рисковано. Часов в пять вечера мохнатая спина зверя вновь замаячила за бочками. Каков хитрец! Знает, что бочки черные, под цвет его шерсти, вот и маскируется. Поди различи, где бочки, а где медведь в таком плотном тумане, когда все видится в размытом состоянии.