Торпедоносцы улетели, а в предрассветных сумерках началась вторая фаза трагедии: четыре линкора и отряд линейных крейсеров обрушили лаву огня из главного калибра по расположению американских дивизий.
Над Циндао метался разведчик, пытаясь корректировать стрельбу. Удавалось плохо — к дыму пожаров прибавились облака сухой пыли. С борта самолета едва проступали очертания бухты, в окутавшей ее мути мелькали яркие вспышки разрывов. В одном пилот и летнаб были солидарны: ни за какие жизненные блага они не согласились бы оказаться внизу.
Там действительно воцарился кошмар. Тяжелые корабельные фугасы, попадая в скопление солдат, порой уносили десятки жизней за раз. В считаные минуты восточный берег бухты стал похож на песочницу, которую расковырял лопатой сумасшедший исполинский ребенок. О каком-либо порядке уже не было речи. Люди метались среди взрывов, обезумевшие от ужаса и нестерпимого грохота. Кто-то прыгал в воронки в надежде укрыться, теряя сознание от пироксилиновой вони, кто-то молился, пытаясь словами, обращенными к Богу, перекричать творившийся вокруг кошмар. Стонали раненые; казалось, они беззвучно открывают рты, не в силах воплями заглушить гром разрывов. Оторванные головы и части тела, вывернутые внутренности, окровавленные ошметки устлали квадратные мили, адскими птицами летая в воздухе по воле ударных волн. Носились лошади, сорвавшиеся с коновязи, топтали людей и умирали вместе с ними — осколки фугасов легко находили их крупные тела.
Вдруг все стихло по воле невидимого дьявольского режиссера. На узкой полоске земли между бухтой и невысокими скалами, где полчаса назад ровно стояли ряды американских палаток и совершенно неаккуратно лачуги, изображавшие город Циндао, уцелевшие поднимались на ноги. На самом деле живых и не раненых осталось гораздо больше, пусть оглохших и деморализованных. Из-за разорванных барабанных перепонок они не услышали, а скорее ногами почувствовали нарастающее дрожание почвы.
Обойдя порт и скалы с севера по китайской территории, на разбитое побережье двинулись танки, растянувшись четырехкилометровым фронтом атаки. За ними — казаки.
Обычно бронетанковые части наступают в сопровождении пехоты. Нарушая множество правил, включая эти, Врангель велел пехоту не брать, забить боевое отделение вторым набором фугасно-осколочных выстрелов. К пулеметам патронов также не жалеть.
Когда ошалевшие солдаты поняли, что торпедирование флота и артобстрел были лишь цветочками, воли к сопротивлению не осталось практически ни у кого. Танковые снаряды и пулеметные очереди унесли неизмеримо больше жизней, а уже на первом километре гусеницы приобрели грязно-бордовый цвет, перемалывая пришельцев из-за океана. Забившихся в снарядные воронки достали казаки, не слезая с коней: взмах шашки — и готово.
У пожарищ Циндао русские развернулись, повторно прошли вдоль бухты. Уцелели лишь самые разумные американцы, бросившие оружие и разбежавшиеся по скалам. Танки двинулись к северному берегу.
Танковый комдив генерал Кутепов связался с командующим эскадрой:
«Первому Тчк Прогулку по берегу заканчиваем Тчк О состоянии кораблей противника доложить не могу Тчк Бухта затянута дымом Тчк Седьмой».
«Седьмому Тчк Заканчивайте и на исходную Тчк Первый».
Адмирал не торопился. Можно спокойно забрать с берега десант и обождать, когда дым над останками американских кораблей хоть немого рассеется. Тогда контрольный заход торпедоносцами — и домой. С победой!
Противоположное настроение царило в американском штабе экспедиционного корпуса на базе Оминато, что на севере Хонсю, спустя сутки после ухода русской эскадры от Циндао. Генерал МакГоверн получил донесение о составе потерь после боя на Шаньдунском полуострове. Нужно докладывать в Министерство обороны и президенту, тем более сведения туда уже просочились по линии МИД. Китайцы заявили протест в связи с тем, что по полуострову бродят многие тысячи оборванных американских солдат с оружием. И чего им не сидится на японской базе в Циндао?
Американский военачальник, сухощавый немолодой мужчина с грубым лицом кавалерийского рубаки, переложил бумажки в раздумьях, что делать в непростой ситуации. В каждом генерале, дослужившемся до столь высоких должностей, как МакГоверн, пропал великий писатель талантом не ниже Шекспира. Военная фортуна переменчива, поражения неизбежны, и чтобы они не прервали карьеру, требуется очень правильно о них сообщать вышесидящему руководству.
В литературной мастерской генерала сидели и вопросительно поглядывали на босса начальник штаба полковник Уильямс и начальник отдела майор Олбрайт. Как водится, генерал давал установку, майор писал, полковник корректировал. Командиров дивизий и эскадр МакГоверн в сие таинство не посвящал — пусть сами учатся писать.
— В результате артиллерийского обстрела уничтожено более десяти тысяч солдат и офицеров 6-го Аризонского…