Авиатор: назад в СССР

С одной стороны, круто! Когда инструктор тебе говорит, что летишь сам — невероятный душевный подъëм. Новиков ничего не говорит. И я чувствую, что всё у меня всё получается и это окрыляет. Держу себя в руках, чтобы не закричать от радости.

— Выполняю третий, крен 30°, скорость 250, разворот до курса 110, занимаю 400 метров, — снова доложил я Новикову, нажав кнопку СПУ. Вот его вырубило!

— Четвëртый разворот, высота 300, обороты 60%, скорость 200, проходим ДПРМ, запрашиваю посадку и взлëт конвейером, — и опять тишина. В голове закралась мысль, может ему там плохо?

Прохожу торец, выравниваю самолëт и касание. Опускаю носовое колесо, закрылки в положение 15° и снова обороты «Максимал». Выполняем конвейер. И так ещё один круг.

— Командир, выполняю заход с посадкой, как приняли? — снова вызываю я Новикова. В этот раз он сделал двойное нажатие кнопки СПУ, обозначив, что слышит меня. Значит всё хорошо со здоровьем.

И вот предпосадочная прямая перед посадкой. Всё уже получилось. Ветер штилевой, полоса свободна и никаких отклонений. Можно и на пятëрку за полëт претендовать. А дальше с Ребровым полëт и прямая дорога к первому самостоятельному. Всё уже получилось. Я прям чувствую, как улыбка не сходит у меня с лица.

Смотрю перед собой и нахожу в районе ближнего привода ещё один самолёт, пересекающий мою траекторию под прямым углом.

— 880й, садитесь, ветер... — разрешает заход РП, совершенно не наблюдая опасную ситуацию.

— Обороты максимал, ухожу на второй, — быстро проговорил я, добавляя обороты и вытягивая ручку управления самолëтом на себя.

— 880й, разрешил посадку! — кричит РП, но уже поздно, что-то исправлять. А посторонний самолёт остался подо мной метрах. Между нами были пара десятков метров.

— Какого хрена, Родин? — очнулся наконец-то Новиков. — Что случилось?

— Торец полосы самолёт пересëк. Чуть не сошлись, — сказал я. Сердце бешено колотилось от волнения. Ещё бы немного и появилось бы четыре трупа в районе ближнего привода.

После посадки, разбирая полëт с командиром звена, он, естественно, остановился на этом случае. Расспросив меня досконально, что я видел, докладывал и как действовал, Новиков, решил закурить.

— Ну, Родин, молодец. Если всё так, то спасибо. Буду ходатайствовать, чтобы переводили тебя дальше по программе подготовки. Нестеров не зря тебя хвалил, но не зазнавайся! — сказал Новиков, пожимая мне руку. — Пойду с замом по лëтной разговаривать. Хочет этот случай обсудить. Книжку давай.

— Виноват, товарищ майор. Оставил в стартовом домике, — сказал я.

— Ладно. Успеется, — сказал Новиков и пошëл на КДП. Николаевич сегодня в наряде, поэтому не получится с ним поделиться анализом полëта и отличной оценкой от командира звена.

После лëтной смены, как и полагается разбор полётов. Подводят итоги, рассказывают об успехах и раздают «подарки» — указывают на ошибки и макают в них курсанта вместе с инструктором. Всё вплоть до оформления предпосылки к авиационному инциденту и отстранению от полëтов.

Сегодня разбор проводил подполковник Граблин — зам командира по лëтной работе. Прозвище было у этого не самого хорошего человека соответствующее — «Грабля». Если начинал кого-то наказывать, то нагребал ему по полной замечаний.

— А теперь к нашему самому яркому случаю нарушения правил полëтов. Курсант с позывным 880? — назвал Граблин мои три цифры.

— Я, курсант Родин.

— Рассказывайте о произошедшем сегодня нарушении полëтного задания.

В течении пары минут, я рассказал всю хронологию событий. При этом постоянно смотрел на руководителя полëтами. Этот подполковник признавал, что в уходе без команды на второй круг, моей вины нет.

— Ответственность несëт экипаж, пересекавший посадочный курс, и ГРП, — сказал в добавление к нашим с РП выступлениям, Новиков.

— Да, да. Слышал. Родин, молодец. Но этот полëт в зачëт не идëт. Пускай не по своей вине, но он его не выполнил как надо, — сказал Граблин. — Ещё назначаю ему три полëта. Потом будем проверять. Он и так идёт быстро. Пускай тренируется.

Странное решение от заместителя командира, но ничего не поделаешь. Лишний налëт тоже не повредит.

У остальных в моей группе полëты шли не так быстро, как у меня. Всему виной моральная составляющая. Я мог лучше справляться со своими эмоциями, благодаря опыту прошлой жизни. Но у других такого нет, а их мандраж и неуверенность, порой мешали им в полëте. Пример Кости Бардина самый показательный.

— Николаевич, иди сюда, — говорил Новиков, вылезая из кабины после очередного вылета с Костей. — Ты кого мне дал? Он же дно. Не верю, что ты пропустил его.

С остальными товарищами мы в это время помогали готовить самолëт к повтору. Командир звена как мог, сдерживал эмоции, но впечатление было такое, что Костян в воздухе чуть не убил их обоих.

— Давай, командир, ещё три полëта? Потом посмотрим, — предложил Нестеров, на что Новиков согласился.

Вся суть в том, чтобы дальше Косте летать, теперь его будет проверять вышестоящий начальник. Например, комэска Ребров.