Авиатор: Назад в СССР 2

— Товарищ старший лейтенант, а мы можем это всё сами написать? — спросил у Швабрина один из его курсантов, когда Николаевич закрыл за собой дверь.

— Умолкли! Не нравится здесь работать, пойдёте на аэродром. Там сортир не доделали техники, — ответил старлей.

— Иван Фёдорович, а почему техники только туалеты делают? — спросил Макс.

— Курков, заняться нечем? Я откуда знаю. Пьют, как не в себя, вот и комэска их отправляет на работу туда. Захотел помочь?

— Никак нет, — ответил Макс. — Нечестно получается просто.

— Что тебе не нравиться? Они технари! Обслуга! Это их работа нас обеспечивать. У тебя другое мнение? — рычал Швабрин.

Противно такое слушать в адрес техсостава. Конечно, не мог я не ответить на подобное хамство.

— Разрешите, товарищ старший лейтенант! — сказал я, поднимая руку, когда Швабра закончил свою лекцию. Устал, наверное, Ванечка! Целых пятнадцать минут читал!

— Нет, Родин. Некогда мне с тобой разговаривать.

— А я всё-таки спрошу. Вы сможете нас научить самолёт готовить к вылету? Просто нас не учит Петр Николаевич, как правильно машину с аэродромному источнику питания подключить или как двигатель снять...

— Ты придурок или смеёшься надо мной, курсант? Профотбор ты как проходил?

— На первую группу вроде прошёл. Так можете научить или нет? Просто вы так говорите откровенно о техсоставе, будто они и не нужны в авиации, — сказал я.

— Тебе это зачем? Не знаю я, как техники это делают...

— Поэтому, их нужно уважать. Это люди и без них мы с вами никто. Самолёт сам не заправится и не обслужится, без аэродромщиков не будет полоса поддерживаться в нормальном состоянии, а про группу руководства полетами и пункты наведения я вообще молчу...

— Вот и заткнись! — крикнул Швабрин. — Видать, слабо тебя по башке ударили. Разговорился! Сядь и молчи.

Я решил подчиниться, поскольку мне стало понятным кто передо мной. Типичная заносчивая личность, которая строит из себя непонятно кого. Да и пусть у него всё будет хорошо.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите крайний раз обратиться? — спросил я, чем вызвал мелкие, едва слышимые смешки моих товарищей. Швабрин уже собирался выйти из кабинета, но остановился. Надо было видеть, как его лицо перекосило от злобы.

— Ну, что?!

— Я не сказал вам спасибо за то, что вы мне жизнь спасли. Если бы не вы, я бы замёрз там, на улице и...

— Родин, иди на хрен! — воскликнул Швабрин и выскочил за дверь.

Период наземной подготовки пролетел очень быстро. Однако вырисовалась одна маленькая проблема — двое парней из моей группы никак не могли сдать зачёт новому штурману эскадрильи.

Включал он сдачу инструкции по производству полетов в районе аэродрома, а также карты района полетов. Только нужно было не просто показать на ней элементы структуры воздушного пространства, высотные препятствия, характерные ориентиры и остальные отдельно стоящие деревья в радиусе 300 км от контрольной точки аэродрома, а всё это надо нарисовать по памяти.

Если в прошлый раз, как-то всё прошло на «пол шишки», так сказать, то теперь надо было сдавать по-взрослому. Похоже, что новый штурман эскадрильи оказался другом Швабрина. Да у них даже выражение лиц одинаковое!

Мы с Максом как-то проскочили. Ко мне, видимо, придраться не к чему было. Макс — командир группы, а им бывали послабления. Да и он сам достаточно хорошо знал штурманскую подготовку. А вот Костян и Тёма зависли.

Дело дошло до комэски. Зачёт им поставили, но авансом, а сам Ребров провёл разъяснительную работу так, как он умеет. В первый день полётов Тёма пересказал основные тезисы.

— Изрежу, как свиней! Ты чего такой неровный круг полётов рисуешь, Рыжов? Дальтоник, что ли? — передразнивал он Реброва. — Я обтекал в кабинете. Думал то ли смеяться, то ли плакать!

— Одним глазом надо было так, а другим по-другому, — сказал Макс, помогая техникам снимать чехлы с нашего борта.

— Штурмэска закусился в общем на нас. Есть слух, что они с Нестеровым где-то на пьянке чего-то не поделили, — говорил Костян, помогая технику убирать колодки.

Мимо шли к своему самолёту Баля со своей группой и инструктором. Естественно, что мы с ним обменялись «приветственными» взглядами.

— Засмотрелся, Родин? — спросил со спины Нестеров, когда я застыл перед посадкой в кабину.

— «Хороший» знакомый просто. Удачи хотел пожелать, — сказал я, садясь в переднюю кабину.

— Ага. Летом на лавочке он со своей бандой тебе тоже удачи желал?

— Запомнили, значит, товарищ майор. Я в руках себя держу, не переживайте.

— Если буду переживать, то и курить начну опять. Ты уж постарайся, чтоб так не получилось. Ирина меня убьёт. Читай карту перед запуском.

Вот и снова я на взлётной полосе. Запросил разрешение на взлёт, проконтролировал направление, закрылки во взлётном положении и рычаг управления двигателем перевёл в положение «Максимал». Разбег, на скорости 140 км/ч подъём носового колеса, а на 160 км\ч отрыв.

— Высота 20 шасси... убрано, — сказал я по внутренней связи Нестерову.

— Понял. Давай, как положено сегодня. Со всеми докладами и рассказами, что делаешь.

— Сопка, я 880й, на первом, 200, — доложил я руководителю полетами.