Авиатор: назад в СССР 4

На плац в этот момент выходил замполит, оглядываясь по сторонам. Группа, которая водружала сапоги, со своей задачей справилась и уже смылась. А вот у двух балбесов вроде нас с Костей, есть шанс нарваться на неприятный разговор. Придётся снова импровизировать.

— Я отвлекаю, а ты вперёд, — сказал я Костяну, и выскочил из темноты прям перед Брусковым.

— Товарищ подполковник, разрешите…

— Родин, какого лешего вы под деревьями слоняетесь? — воскликнул замполит, хватаясь за сердце.

— Я вас искал. Хотелось бы выяснить с вами отношения.

Глава 16

После моих слов, в свете фонаря, я заметил, как Брусков сощурился. Не ожидал он такой резкой фразы от «уже» лейтенанта.

— Родин, ты знаешь, что с тобой будет за драку с вышестоящим по званию?! — взревел подполковник.

Как раз в этот момент и начал копошится под деревьями Костян, с целью продвинуться к памятнику Комарову. Этот звук едва не услышал Брусков.

— Товарищ подполковник, я не это имел ввиду. Неправильно вы меня поняли. Вам бы выслушать меня, и совесть тогда будет у ва… у меня чиста, — чуть было не оговорился я, хотя ему бы совесть надо однозначно привести в порядок.

— Что ты хотел, Родин? — спросил Брусков, развернувшись в обратную сторону.

Туда ему не надо идти, пока Костян не сделает дело. Увести бы надо замполита.

— А пойдёмте сюда, товарищ подполковник. Здесь светлее, — показал я в сторону стадиона.

— Ты что-то темнишь, Родин. Небось, кого-то прикрываешь. Говори сразу, и тогда сможешь избежать наказания.

— Товарищ подполковник, а чем вы меня накажете? — спросил я, улыбнувшись. — Под арест? Сомневаюсь. Отчислить? Ну не смешите меня. Отправить в ТуркВО? Так я сам туда попросился.

— Родин, ты меня достал. Пошли на стадион. Может, тогда ты свалишь отсюда.

Пройдя несколько метров, я заметил, как на лопастях Ил-2 покачиваются сапоги. Сейчас они могут попасть в поле зрения Брускова.

— Осторожно! — сказал я и резким движением потянул на себя замполита, чтобы он оказался спиной к памятнику.

— Так! Стоять! Что за цирк?! — воскликнул он.

— Товарищ подполковник, показалось, что чёрная кошка перед вами пробежала…

Брусков принялся поносить меня, вспомнив все грехи третьей «пьющей», нашего 603го классного отделения, неисправности на самолётах, а также другие приключения с моим участием и не только. Про аварии он зря — я-то тут при чём?! Не сам же ломал самолёт.

— Ну, вы же сами стали над нами изгаляться, как только мы начали подготовку к экзаменам, — сказал я, осматриваясь по сторонам.

Костян уже должен был закончить с бюстом Комарова и начать двигаться в сторону казармы.

— Это, чтобы вы не расслабились. Знаешь, сколько случаев, что на вот такой расслабухе люди себя распускают, а потом не могут собраться. И в полк приходят, чуть ли не в запойном состоянии. Поймёшь, если станешь большим командиром. Вообще не понимаю, почему я тут с тобой разговариваю!

Слабо верю, что Брусков преследовал благие намерения. Не вяжется это с ситуацией с Вольфрамовичем.

— А зачем вы так с Ребровым?

При этом вопросе, Брусков достал пачку сигарет и закурил. Прямо на плацу! Замполит училища! Вот это номер!

— Вольфрамыч… Личное у нас с ним. Командир он хороший, да только не буду я с тобой откровенничать. Иди спать, пока я добрый, — сказал Брусков, махнув в сторону казармы.

На углу здания учебного корпуса появилась чья-то фигура, похожая силуэтом на Костю. Раз эта фигура мне ещё и машет, значит точно он. Замполит этого не увидит, поскольку стоит спиной и что-то мне бормочет про воспитательный процесс и всё такое.

— Ты меня понял, Родин? — спросил Брусков.

А что тут не понятного? На лицо очевидная зависть. Возможно, подполковника раньше списали с лётной работы, и он пошёл по воспитательной ветке. Должность замполита «вилочная» — либо лётчик, либо не лётчик может стоять на ней. Вот и дорос он до хорошего места и начал мстить, так сказать.

— Товарищ подполковник, вас списали с лётной работы? Поэтому вы так…

— Не твоё дело, молодой человек, — зарычал Брусков, затушив сигарету об руку. — Вольфрамович ваш, получил за дело. Нечего было ломать мне карьеру. Свободен.

Ну, что и требовалось доказать. Обычная месть. Не завидую я следующим выпускникам. Брусков будет отрываться дальше на любом из поколений лётчиков Белогорска, поскольку сам лишился возможности летать. И руку к этому приложил Ребров. Как? Пускай это действительно останется между двумя этими людьми.

— Чего так долго? — возмущался Костян, когда мы шли по спортгородку.

— Воспитательную беседу со мной проводили.

— И как? Воспитали тебя? — усмехнулся Бардин.

— Я и так слишком…, — сказал я, но прервался, услышав со стороны плаца крик со словами русского народного мата. — Слишком воспитан.

— Ох, и громко кричит! Давай побыстрее пойдём, — потянул меня за собой Костя.

Похоже, что Брусков всё же обнаружил «украшения» на бюстах и самолёте.

Утром было всё не как всегда. Ни команды «рота подъём!», ни возгласов «да когда ж я высплюсь» и «чё так рано». Оставшиеся в казарме встали молча, спокойно пошли умылись и готовились к важному событию.