Авиатор (СИ)

— А знаешь что, Лиза, — неожиданно улыбнулся лекарь, — давай поговорим! Знаешь, как в плохих романах, злодей в конце изливает душу, и пока он рассказывает про все свои ужасные преступления, главный герой успевает придумать, как ему выкрутиться. И выкручивается, разумеется. В романах. В жизни не так. Мы с тобой тут одни, револьвер свой достать и взвести не успеешь. И убежать не сможешь. Я со ста шагов в десятку попадаю в девяти случаях из десяти. Так что и не пытайся! А афаэр я, так или иначе, получу. Сама отдашь, или все-таки с мертвого тела сниму, но ключик мой.

— Ключик? — переспросила Лиза. — Какой ключик?

— Лиза, неужто, ты Пиноккио не читала? Там все хотели заполучить золотой ключик, а здесь все хотят найти афаэр.

«Ключик… ключ?»

Странным образом афаэр откликнулся на слово «ключ». Ну, по-другому и не скажешь. От отяжелевшего и нагревшегося афаэра по всему телу Лизы распространилась волна вибраций. Не сказать, чтобы это было приятно, но, в сущности, вполне терпимо.

— Лёва, — Лиза решила, что кем бы она теперь ни была, кем бы ни стала, вселившись в тело Елизаветы Браге, она, прежде всего, женщина, а женские приемы достижения желаемого одни из самых эффективных на свете.

— Лёва, а ты меня ни с кем не перепутал?

— Нет, Лиза, не перепутал. Впрочем, тебя, наверняка, зовут как-нибудь иначе. В старых книгах яруба попадаются весьма замысловатые имена. Кайанн или Кеан, как тебе? Или вот ещё Шу. Давай, я буду называть тебя Шу!

— У тебя совсем крыша поехала?

— Что ж, возможно. Может быть. Почему бы и нет? Поехала или нет, но вы все исходите из неверных посылок. Вы думаете, что все игроки равны, но это не так. Нольф и Спенсер — два дурня, сумевших кое-что узнать, но так ничего и не понявших в истории яруба.

— А ты, значит, разобрался, — «недоверчиво» покачала головой Лиза.

— Я? Нет, конечно! — «отмахнулся» Тюрдеев. — Но вот полковник Штоберль — тот смог.

— Господи, Лева, так это ты засланнец полковника?! — Казалось, удивить Лизу еще больше просто невозможно. Но так только казалось.

— Не вижу смысла скрывать, — вполне спокойно признал Тюрдеев.

«Вот же сука!»

— И ты послал этого обормота стрелять в меня из пулемета?! — Вот что взбесило Лизу больше всего.

— Я ошибался, признаю. Тебя нельзя было убивать. Но все мы люди. Никто не застрахован от ошибок.

— Лёва, а как же тогда твоя песнь любви? Ты же мне как раз после той ночи в любви признался!

— Человек слаб, а я всего лишь человек, — пожал широкими плечами лекарь. — Но ты оказалась права: теперь я вижу, ты не она. Ты тварь, пришедшая из-за края ночи! Каков твой истинный облик, Шу? Ты высока? У тебя чёрная кожа? Тебя послали, чтобы забрать афаэр, не так ли?

— Кто послал?

— Ну, уж не знаю, кто там у вас направляет посланцев — усмехнулся Тюрдеев. — Или вы разведчики? Не суть важно. Из-за «края ночи» приходят странные создания: иногда чудовища, а иногда ангелы. Но чаще все-таки обыкновенные люди.

— Постой, Тюрдеев! — остановила его Лиза, решившая «в свете открывшихся обстоятельств» потянуть время. А вдруг афаэр не просто так отяжелел и источает жар, то и дело, порождая волны вибраций, проходящих через все ее тело? Вдруг это что-нибудь значит? А ещё лучше будет, если это что-нибудь полезное.

— Постой, Тюрдеев, ты же говорил, что знаешь всего три случая!

— Полагаешь, я должен был выложить перед тобой все карты?

— Вот же ты двуличная сука, Лёлик! Вот же ты пидор итальянский!

— Все сказала?

— И не надейся!

— Да, я и не обнадеживаюсь, собственно. Я, госпожа разведчица, своё горе выплакал когда вы ещё в коме лежали. Была, разумеется, слабая надежда, что примерещилось. Все мы люди, и у всех свои слабости. Но я следил за тобой, Шу, следил и давно, ещё полгода назад понял — ты не Лиза. И совсем не потому, что ты многое «забыла», а потому, что за то время, пока ты пребывала в коме, с тобой случились замечательные изменения. Характер, вкусы, манера поведения, обороты речи… Всего так сразу и не упомню. Но вот какое дело, ты не Лиза. Другие этого не замечают, потому что им и в голову такой бред не придёт. Но тот, кто знает, что подмена возможна, своего не упустит.

— Значит, все эти твои намеки, печаль в глазах и зуд в чреслах — всего лишь представление? Балаган для одного зрителя?

— Ну, не скажи! Откровенную ложь не так уж сложно распознать. А вот ложь, вплетенную в полотно правды, определить крайне трудно, особенно если не ждёшь. Печаль, страсть и нежность — вполне натуральные. Ты ведь, и в самом деле, как бы она. Иногда так похожа, что хочется все бросить, забыть, и жить с тобой, как ни в чем, ни бывало.

— Так и жил бы! — в сердцах воскликнула Лиза. — Я в тебя, гад ты такой, уже и влюбиться успела. Думала, съедемся, а ты, оказывается, вот чем занимаешься! Ну, и сколько же случаев «переселения» ты нашёл в архиве Морамарко? Пять? Десять?

— Сто семь.

— Сколько? — не поверила своим ушам Лиза.