Авиатор Тихого океана

С крейсеров высадили до 50 канониров, которые лихорадочно работали над исправлением трех орудий большого калибра, сброшенных с лафетов, но признанных неповрежденными. Боевые запасы были доставлены с судов. Другие матросы чинили железнодорожный путь в крытой дороге – одним словом, старались подготовить крепость к новой атаке, если бы превосходящие силы неприятеля вынудили американский авангард примкнуть к бронированной эскадре, отступив от крепости.

В то же время крейсера быстро принялись за главную работу – возобновление запасов угля.

Между островом и каждым из крейсеров установили прибор Темперлея, дающий возможность судам снабжать друг друга во время пути углем в открытом море. И наполненные углем корзины двигались, скользя вдоль двойных кабелей, возвращавших на остров пустые корзины.

Было пять часов вечера.

Лейтенант, командовавший «Кэртриджем», спустился с «Колорадо», где командир Гезей нашел нужным сделать свои распоряжения лично, так как миноносец должен был провести последнюю ночь в авангарде.

Морис Рембо следовал за ним, совершенно растерянный.

Он вернулся из крепости, где блуждал повсюду, отыскивая безнадежно ту, которая была для него душой этой опустошенной крепости.

Он не мог проникнуть в совершенно засыпанное машинное отделение. Нужно было несколько часов усиленной работы для того, чтобы очистить вход от обломков. Ему дадут знать на «Колорадо», когда сложная работа по укреплению свода будет закончена.

Но молодой француз не ожидал ничего нового от этого посещения машинного отделения.

Можно было, не проникая внутрь, позвать из-за развалин, засыпавших вход. И он огласил именем Кэт и ее старой гувернантки разрушенные своды. Никто ему не ответил, и он был уверен, что в этом редуте, служившем когда-то центром крепостной жизни, находилось только тело несчастного майора.

Морис Рембо, пораженный горем, которое все разделяли с ним, слушал, как во сне, отдаваемые при нем приказания.

При прощании лейтенант-командир заметил:

– На скале, обозначенной на наших картах в шести милях на норд-норд-осте и которую я заметил, проезжая невдалеке – не видно гидрографического сигнала, установленного там. Вероятно, японцам было на руку уничтожить его и таким образом помешать выверке прицела крепостных орудий. Быть может, нужно восстановить этот сигнал – я ведь буду проходить мимо…

– Вы правы, Смит, – он служил прицелом для канониров с башен. Он состоял, вероятно, из простого столба, который легко поставить…

– Кстати, – сказал командир, обращаясь к молодому французу, – на этой скале вы укрылись после кораблекрушения «Макензи». Вы рассказывали мне, господин Рембо, что воспользовались верхней дощечкой сигнала для руля на вашей лодке?

Молодой француз как бы проснулся. Он услыхал только: скала… убежище в день кораблекрушения…

И вдруг он вспомнил свой разговор с Кэт накануне отъезда на аэроплане.

Она заставила его рассказать более подробно, чем раньше, все перипетии гибели «Макензи». И так как из амбразуры каземата, где они находились, видна была упомянутая скала, то она взяла бинокль отца и стала искать из-за полуоткрытой ставни, маленькую точку скалы.

Наконец она нашла ее и заметила:

– Как таинственна медленная работа сил природы! Миллиарды и миллиарды инфузорий работали веками на дне морском для того, чтобы воздвигнуть из воды скалу, и этот труд бесконечно малых существ повлиял на судьбу человека!

Он не пробовал тогда вникать в высказанную ею мысль, решив, что она имела в виду спасение потерпевших крушение на «Макензи».

Теперь он понял.

Она любила его и под судьбой человека подразумевала свою судьбу, так как убежище в скале спасло человека, которого ей суждено было полюбить.

Все эти воспоминания, воскресшие с такой ясностью в мозгу, вдруг озарили его.

Перед взором мелькнуло светлое, ясное видение – Кэт ждала его там, на затерянной скале!

Качаясь в лодке, куда ее посадил капитан Бродвей для того, чтобы спасти ее во время взрыва крепости – она, наверное, вспомнила в своем отчаянии об этом островке. Она направилась туда не столько для спасения от японских миноносцев, сколько для того, чтобы найти там что-нибудь, напоминавшее любимого ею человека.

Морис Рембо больше не сомневался. Что-то вроде телепатической связи, не отрицаемой теперь наукой, установилось между ним и другой душой, которую он чувствовал в своей душе.

Он быстро поделился своей мыслью с командиром.

И только из сочувствия к горю француза командир сделал вид, что поверил в возможность этого предчувствия.

Пригласив командира миноносца, находившегося уже на вельботе, собиравшегося сопровождать «Кэртридж», дядя Кэт попросил его взять с собой инженера. Пока Морис Рембо спускался по трапу, как автомат, Гезей вполголоса в нескольких словах сообщил лейтенанту о душевном состоянии инженера.

* * *

Скала вырастала на их глазах. Стоя на носу миноносца, Морис Рембо испытывал непонятное волнение, точно его кто-то загипнотизировал. Кэт там!

Он был вполне убежден в этом.

Когда он закрывал глаза, ему казалось, что он видит ее, и все его существо с невероятной силой стремилось к этой точке.