Но два американских матроса не спускали с него глаз и схватили его в ту минуту, когда он хотел скрыться в одном из люков. Никто не узнал, что он намеревался совершить, если бы ему удалось скрыться. Десять минут спустя благодаря ловкости марсового тело его уже качалось на верхушке одной из мачт.
В ту же минуту с «Колорадо» прибыл на двух катерах вооруженный отряд под командой мичмана. С ним прибыл морской врач, которому было приказано определить среди экипажа людей желтой расы. Он отметил девять человек-матросов и механиков, которые были тотчас повешены, согласно старому обычаю, по рангам, то есть немного ниже своего командира.
Затем командир Гезей потребовал старшего офицера:
– Кто занимался у вас обменом телеграмм с Японией или японскими судами в Гонолулу?..
– Но…
– Я даю вам одну минуту для того, чтобы привести сюда чиновника, вероятно, специально заведовавшего этим. Иначе вы разделите участь вашего командира.
Не прошло и минуты, как командиру Гезею был представлен маленький человек с темно-бурым лицом и узкими глазами.
В это время появился адъютант Гезея. Он нашел усовершенствованные приборы беспроволочного телеграфа и среди них прибор Маркони последнего образца, распределяющий депеши в определенных направлениях, затем телефоно-типографы, графически изображающие звуки человеческого голоса, огромные катушки Румкорфа, электромагниты огромной силы. Все это не имело ничего общего с изучением морского дна.
– Вероятно, при помощи страшных искр этих катушек можно поддерживать сношения между обоими материками, – сказал адъютант. – Но я не мог ничего добиться от этого господина: он уверяет, что все это нужно было для разрешения океанографических вопросов.
– Он издевается над нами, – сказал командир Гезей. – Ведь все эти приборы установлены здесь не для беседы с рыбами…
И указывая вновь прибывшему на медленно качавшиеся над палубой человеческие тела, он сказал:
– Вы сейчас же передадите при помощи шифра, который наверняка имеется у вас, японским судам в Гонолулу телеграмму, которую я продиктую вам.
Маленький человек покачал головой.
– Нет! – ответил он лаконически.
– Вы японец?
– Да! – ответил он тем же тоном.
– В таком случае вы знаете, что ожидает вас?
– Знаю!
И прежде чем кто-либо из присутствовавших успел предупредить его движение, он выхватил из внутреннего кармана своего платья широкий кинжал и нанес себе несколько ударов: первый – в нижнюю часть живота, а остальные – в область сердца.
Как пласт свалился он к ногам адъютанта, с закатившимися глазами, в предсмертных судорогах.
Кинжал остался в его груди, погруженный по самую рукоятку.
– Вот настоящий японец, – сказал командир. Он обратился вполголоса к инженеру:
– Нам нелегко будет справиться с подобным врагом… Война будет беспощадна!
Затем он прибавил громко, чтобы все слышали его:
– Око за око, зуб за зуб!
Он направился к трапу и вернулся на свой крейсер.
Двадцать минут спустя «Колорадо» двинулся к Мидуэю. Около захваченного судна был оставлен миноносец «Торпеда», которому было приказано перевести взятый в плен экипаж на свое судно и заменить его своими людьми, которые будут конвоировать захваченное судно до Сан-Франциско.
Это была очень богатая добыча для эскадры, и громкие крики «ура» раздавались с судов, когда на гафеле «Космополитена» английский флаг был заменен американским.
– Разве это судно было в самом деле английским? – спросил инженер командира Гезея, когда силуэт «Космополитена» исчез на горизонте.
– Кто знает… – ответил американец.
– Морской грабеж принимает теперь различные формы! Разве мы не видим, как туземцы в настоящее время продают врагам оружие собственной работы? Нет ничего удивительного, что англичанин поступил на службу Японии, союзницы Англии. Если же он прикрывался в то же время научными исследованиями, покровительством принца Монако и английским флагом, то это еще комичнее и современнее. К счастью, на море, как вы видели, царит скорый суд! И будьте спокойны, Англия не будет протестовать!
Страшная буря свирепствовала в следующую ночь на Тихом океане.
Стоя на мостике и глядя, как волны бушевали, разбиваясь о крейсер, Морис Рембо не мог отогнать мысль о том, в каком ужасном положении он очутился бы со своим аэропланом среди разбушевавшейся стихии. Он стал бы игрушкой этого ветра, поднимавшего целые горы воды, был бы перевернут, как перышко, и исчез бы с изломанными крыльями в пучине Тихого океана.
Судьба позволила ему совершить этот перелет при пассатном ветре и прекраснейшей погоде потому только, что целью этого путешествия было освобождение Мидуэя и благополучие Кэт.
И со взором, постоянно устремленным за последние дни на горизонт, он посылал проклятия этим слишком долго тянущимся часам и слишком медленному ходу машины, которая везла его к ней.
Когда после бури погода прояснилась, можно было при наступлении ночи различить вершину Мауна-Кеа. Они находились на расстоянии 80 миль от нее, и ее можно было узнать по появившемуся на небесном своде бледно-розовому отблеску от ее кратера.