Авитар

Биться я начал будучи ещё совсем маленьким, когда жил в детском доме. Не знаю, от кого у меня, от отца или от матери, эта неспособность прогибаться, нежелание "уходить от конфликта", терпеть и молчать. Отца я не помню вообще, наверно он бросил нас, когда я был совсем крошечным, а может быть ещё и до рождения. Маму помню плохо – вы много помните из своего четырёхлетнего возраста? Иногда вспоминаются отрывистые моменты из раннего детства. Помню – зима, сугробы, мама в пальто вырезает мне из сугроба снежные кубики платсмассовой лопаткой. Затем я пробую сам. У меня не получается, куски снега рассыпаются. Мама смеётся. Помню как мама ложится ко мне в койку, потому что я долго не мог заснуть. Она была только после душа, и от её волос пахло свежестью. И рядом с ней было тепло, уютно и спокойно.

Потом она куда-то исчезла из моей жизни. Появились чужие женщины и мужчины, которые меня куда-то увозили, привозили, передавали другим мужчинам и женщинам. Многие меня гладили по голове. А я всё ждал маму. Долго ждал. Не помню – плакал ли я? Помню долгое, тягучее ощущение тоски, где-то глубоко в груди непроходимая боль, как-будто кто-то зацепил крючком мою душу и постоянно тянет за невидимую леску, не ослабляя натяжение ни на минуту.

Меня привозили в одно помещение. Там я был несколько дней. Потом за мной приезжали, чаще это были женщины, и меня снова увозили, в другой дом. Долго ли меня так транспортировали – не помню. В конце концов, в одном из пунктов меня, вместе с ещё несколькими малышами, посадили в автобус и повезли.

Так я попал в И-й детдом-интернат. Это был кирпичный четырёхэтажный дом, построенный буквой П. В одной половине строения был Детский дом для сирот, типа меня. В другой жили местные детишки, родителям которых было некогда заниматься своими детьми в течении рабочей недели. Пять дней дети жили, питались и учились в интернате, а на выходные они отправлялись домой. Детдомовские же варились в своём сиротском соку ежедневно, ежемесячно и круглогодично. Вернее будет сказать – должны были вариться до определенного возраста.

Конечно же за младшими группами был самый строгий присмотр. Начиная же с класса шестого, контроль ослабевал, а после седьмого личная жизнь детдомовца уже мало кого интересовала, потому что с этого возраста воспитанники проходили обучение в обычной школе, в классах с местными детьми.

Позавтракав «дома», так мы называли между собой наше заведение, мы отправлялись в общую среднюю школу, и после уроков мы по инструкции должны были сразу же вернуться в детдом, но как всегда инструкции мало кто соблюдал, и многие возвращались уже к ужину, к семи часам вечера. Воспитатели тоже не особо требовали от нас соблюдения режима, сами были когда-то молодыми, да и основной их заботой была малышня. Мы же бродили до ужина по посёлку или окружающим полям и лесам, или по территории сохранившегося колхоза, наблюдая жизнь колхозных коров, лошадей, а также людей, ухаживающих за ними и за хозяйством. Иногда мы помогали колхозникам убрать навоз или разгрузить сено, и они платили нам мелочью, которую мы копили и, достаточно накопив, покупали себе разные сладости. Кто-то покупал сигареты. Я же тогда ещё не курил, но обожал конфеты «Дюшес» и зефир.

Лично мне очень нравилось наблюдать за коровами и лошадьми. Эти большие животные с огромными добрыми глазами, всегда притягивали меня к себе красотой, грацией и теплотой своих тел. Когда стоишь рядом с коровой или лошадью, то ощущаешь их мощную энергию и душевную теплоту. Нравилось неспешное и непрекращающееся пережёвывание коров, когда мерное движение их челюстей успокаивает и убаюкивает. Нравились длинные опущенные шеи лошадей, когда они щипали траву в поле, их вихрастые хвосты, попеременно вскидывающиеся то к одному боку, то к другому, отгоняя надоедливых мух и слепней.

Летом, когда не было уроков, бывало мы приходили на пастбища, аккурат к обеду пастухов. Они отпускали лошадей кормиться на лугах, а нам позволялось посидеть в седле или просто постоять рядом, держа повод в руках. Иногда я срывал ветку, и стоя рядом с лошадью, час, а то и два, мог отгонять от неё всякого гнуса. Меня удивляла способность лошадей подёргивать маленьким кусочком кожи на огромном теле, куда садился очередной кровосос.

Все эти «экскурсии» в деревню для меня были отдушиной от детдомовской скученности, отдыхом от казарменности нашего быта, зарядкой энергией и положительными эмоциями на следующую учебную неделю.

Но была и капля дерьма в красивой бочке моих вылазок на волю. То была кучка местных пацанов, которые при любой возможности задирала детдомовских. Нередко дело доходило до драк "стенка на стенку", но в большинстве случаев эти деревенские хулиганы старались вылавливать или одного нашего, и толпой его унижать, или, если наших было несколько, брать численным преимуществом.