Авитар

Самым зловредным, самым хитрым и самым подлым был у них Серёга Уськин. Он почти всегда первым начинал задирать детдомовских, почти всегда первым из всей шайки начинал бить. В последствии я заметил, что Уськин этот, наносил удар, и если детдомовский отвечал, то на него набрасывались все остальные, а Уськин отходил в сторону. Я ж говорю – хитрый был, гадёныш. Провоцировал драку – и в тину. Было несколько случаев, когда кто-то из воспитателей или просто прохожий, увидевший избиение толпой одного, останавливал драку и задерживал кого-то из этой малолетней банды. Потом милиция разбиралась с родителями задержанного. Уськин же ни разу ни кому не попался, потому что всегда был в стороне от основной кучи и при «шухере» – скрывался первым. В том же случае, если деревенским попадался не очень бойкий паренёк, не способный за себя постоять, Уськин был всегда во главе унижений и издевательств над слабым и беззащитным.

Первый раз я подрался с Уськиным, когда мне было лет пять. Я был худой, физически абсолютно не развит, да и морально был подавлен – я долго привыкал к «общежитию» детдома. Драться на кулаках я не умел, а бороться со мной было одно удовольствие для довольно упитанных деревенских. Серёга Уськин хоть и был мне ровесник, но весил наверно в два раза тяжелее. Ему не стоило особого труда уронить меня на землю и придавив своей массой, обездвижить меня. Я помню до сегодняшнего дня то унизительное состояние, когда ты лежишь на земле, на тебе валяется самое противное в мире существо, ухмыляется самой отвратительной в мире рожей, – а ты ничего не можешь сделать! Ты дёргаешься, ты ёрзаешь, ты пытаешься выползти из-под него, но у тебя ничего не получается. У тебя глаза набухают слезами от злости, – не от обиды за унижение, – но от злости даже не на Уськина, а на самого себя, за неспособность дать достойный отпор, за свою физическую слабость. И у тебя пена на губах от злости, – только толку от неё никакой. А вокруг тебя суетятся все его дружки, пинают тебя ногами, кидают в тебя куски земли, смеются над тобой, – а ты можешь только сопеть, выть, рычать и задыхаться.

Так было несколько раз. Дракой конечно это назвать можно с натяжкой. Это было просто избиение. И заканчивалось это издевательство лишь тогда, когда вмешивался кто-то из взрослых. Кстати, что я заметил, – из десяти взрослых, видевших что происходит, вмешивался лишь десятый.

В пятом классе я узнал, что во Дворце Культуры посёлка открылась секция по боксу. Тренировки проводились в спортзале ДК с шести вечера до восьми. Я конечно же записался. Три раза в неделю я жертвовал ужином в детдоме для того, чтобы научиться давать сдачи хулиганам. Начал заниматься в октябре, а уже в январе следующего года я поехал на свой первый соревновательный бой в наилегчайшей категории. И выиграл его, в качестве приза получив грамоту. Потом соревнования пошли каждые две недели. Я выигрывал бои один за другим. Тренер был доволен мною. Начиная с мая месяца я уже тренировался по индивидуальной программе. Количество грамот, кубков и медалей увеличивалось пропорционально росту уважения ко мне среди ребят, воспитателей и педагогов. Даже директор Владимир Петрович лично здоровался со мной за руку, и когда требовалось его личное разрешение на то, чтобы пропустить один учебный день для поездки на соревнование, он всегда без сомнений разрешал. Да и с чего у него могли возникнуть сомнения, если в учебной программе у меня всё было хорошо. По годовым оценкам отличником я не был, но и троек было всего две – по химии и физике. И глядя на мои успехи, ещё шесть наших парней пришли в секцию по боксу.

С Уськиным мы пересеклись уже в середине лета, когда я и несколько моих одноклассников собирали землянику в посадках. Уськин со своей шайкой, а один он не появлялся нигде, как раз шёл от родника. По старой схеме Уськин начал обзывать нас «сиротками», чтобы спровоцировать конфликт.

– Эй, сиротки, вы чё тут шастаете? Чешите отсюда пока по рогам не получили!

Мои одноклассники, понурив головы, засобиралась было уходить.

– Куда вы собрались? – спросил я их.

– Да ладно, пойдём. Ну его на фиг. – отвечали мне.

– Никуда не пойдём. Собирайте ягоды, как собирали. – я решительно отказался отступать.

– Ты чё, додик, оборзел что ли? – полез на меня Уськин.

Он по привычке потянул ко мне руки, чтобы взять за шиворот и бросить на землю. У меня как-то автоматически сработала «двоечка» – прямой левой-правой. Попало точно в подбородок. Уськин, как был с протянутыми руками, так и рухнул мешком, прямо лицом в траву у моих ног. Наступила тишина. Казалось что даже жаворонки в поле замолчали. Молчали и мы, и деревенские.

– Пошли. – Мишка Говорков слегка тронул меня за плечо. Я не стал нагнетать ситуацию или шумно праздновать. И мы потихоньку ушли. Деревенские также тихо склонились над Уськиным.