Читаем Авое, Тифлис полностью

— Надо отметить, что застолье и кутеж для настоящеего тифлисца это нечто большее, чем просто еда и возлияние, от случая к случаю. Это образ жизни — особый и неповторимый. Без застолья и кутежей можно представить любой город мира, но только не Тифлис. Душа тифлисца по настоящему раскрывается только в застолье с близкими, друзьями, со случайным гостем, за стаканом сухого вина и простой закуской. И главное в нем не еда и выпивка, а сердечное общение и признание в любви к ближнему и миру. Тут виден человек, какой он есть на самом деле. И грош цена тому, кто только и знает, что работать, но не делится радостью и печалю с друзьями! Во все времена, как бы трудно не жилось тифлисцу, бутылочка вина, пури, кусочек сыра — сулгуни, свежая зелень и речные рыбы — храмули и цоцхали, украшали его стол. Вагаршак тянулся к этому миру. После окончания работ, мастера, перед уходом домой, заходили в духаны или винные подвальчики — настоящее царство мужчин — чтоб благословить стаканом вина еще один трудовой день. Вагаршак тоже с удовольствием шел с ними. Он впервые попробовал молодое вино — мачари. Пили же в основном сухие виноградные вина. Водка, коньяк, крепленые вина не били приняты в быту. Ну, а сухие вина, как заметил еще великий классик, были в очень широком употреблении. В этом была и своя причина — оно, сухое вино, легко пилось, давая возможность растянуть застолье и всем высказаться. В этом суть тифлисских застолий. Невозможно представить молчаливо пьющих тифлисцев. В застолье, как правило, тифлисец становился еще добрей и сентиментальней. Мечтал о лучшей жизни для себя, своей семьи, близких и друзей. Становился еще красноречивей и остроумней, но, как правило, не терпел пошлости и нецензурщину. Все это сопровождалось пением, стихами, притчами, житейскими поучениями. В одном из тифлисских тостов говорится, как два марала пасутся на благодатном горном склоне, где сочной травы вокруг — видимо-невидимо, но они, тем не менее, стараются нежно подсобить друг другу. Так и в тифлисском застолье — теплоты, светлой ауры — хоть отбавляй, но сотрапезники стараются, чтоб было еще теплей, еще светлей вокруг.

— После случая на дне рождения Гагика, Вагаршак стал инимательно прислушиваться к тостам, их очередности за столом, запоминать притчи, стихи, слова песен. Его поражало умение — тамады вести застолье. Особенно он восхищался мастерством известного майданского тамады, близкого родственника Анны — Тиграна Ростомьянца. Восхищался его умением вести застолье даже в незнакомой ему компании. Вагаршак был свидетелем, как Тигран Ростомьянц, в одной компании, в перерыве между очередным тостом, наводил справку у рядом сидящего, о человеке, за которого намечал следующий тост, а затем, произнес про него такой теплый и прекрасный тост, с мельчайшими подробностями из жизни тостируемого, будто они с ним были "не разлей вода". Было, у кого поучиться! Учителем был Тифлис. Юноша с головой окунулся в его теплые и щедрые объятия. К тому же он оказался способным учеником. С теплом и добром относящийся к людям, имея способность к импровизации и собственной интерпретации увиденного и услышанного, он придавал им свой, неповторимый колорит. Близкие и друзья тянулись к общению с ним. Они ценили его порядочность и преданность не только дружбе, но и семье. Он уже осмеливался возглавлять застолье, быть тамадой. И в следующий день рождения Гагика тамадой был Вагаршак. Трудно было узнать в нем того застенчивого юношу, скромно сидящего за этим же столом всего год назад! Сам Гагик гордился своим другом, а папаша Аршак аккомпанировал ему на таре.


Маевка в окрестностях Тифлиса. Тарист Павлэ с семьей и близкими. Сидят в центре сестры — Анна и Вардо Мануковы.

— Несмотря на наступившие сложные времена, поиски "агентов империализма", партийные чистки, репрессии, жизнь в Тифлисе продолжалась в своих традициях. Политическое напряжение, конечно, оставляло свой след. Арсен Аваков с тревогой просматривал свежие газеты, пестрящие именами вновь выявленных "врагов народа". Он очень беспокоился за судьбу Анастаса Микояна. В особенности, когда в Москве обосновался Лаврентий Берия. Однажды, когда Арсен гостил в Москве в доме Микоянов, он спросил у Ашхен, как чувствует себя Анастас, который практически не бывал дома — приходил поздно ночью, и уходил с утра пораньше.— "С тех пор, как этот пес — Лаврентий в Москве, у Анастаса нет ни минуты покоя" — шепотом ответила Ашхен.


Худ. Оскар Шмерлинг. В цирюльне. Из серии «Тифлис уходящий».


Худ. Вагаршак Элибекян. Тбилиси. Ул. Пушкинская. Кабачок «Симпатия»

Перейти на страницу:

Похожие книги