Авось и возвратят

- Дядя Молла, сегодня какое число? - спросил мой друг, артист. Двенадцатое?.. Запомни это, но пусть останется между нами (он понизил голос), у "друзей" дела плохи, англи-чане опять взяли Чичерина за ворот и говорят или уплати долги, или уйди с дороги.

Я заметил, что мои новые знакомые от души радуются сооб-щениям Балакадаша.

Я молчал, потому что не знал людей, с которыми только что познакомился.

Балакадаш продолжал, обращаясь к ним:

- Талафхан-бекзаде, похоже на то, что у тебя есть какие-то новости, ты слишком углубился в газету. Если нашел что-нибудь интересное, прочитай нам, а насчет дяди Моллы не сомневайся...

Сын Талафхан-бека воровски огляделся вокруг и тихо спро-сил меня:

- Дядя Молла! Слышал последнюю новость?

- Какую новость? - спросил я.

- Как же! О ноте английского правительства Москве ниче-го не слыхал?

- Нет, я ничего не слыхал.

Сын Талафхан-бека опять посмотрел вокруг и вынул из кар-мана потрепанную газету. Я пригляделся и узнал выходящую в Баку газету "Бакинский рабочий".

Балакадаш наклонился к Талафхан-бекзаде и тихо сказал:

- Да не бойся, никого нет, почитай - послушаем.

Талафхан-бекзаде принялся читать. Вот что было напечата-но в газете:

"На запрос депутата лейбористской партии в английском парламенте о том, каковы в данный момент англо-советские от-ношения, лорд Керзон ответил, что ввиду отказа советского правительства от разрешения вопроса о царских долгах, на-дежд на улучшение англо-советских отношений не имеется.

Слушатели радостно воскликнули:

- Видите? Послушайте, ей-богу, долго не протянется. Балакадаш,  привыкший к сценическим позам, обратился к сидящим и патетически воскликнул:

- Вот я назначаю срок: да середины осени, дальше не до-тянут.

Все шепотом подтвердили:

- Иншаллах! Иншаллах!

Посидев с полчаса и побеседовав на те же темы, мы рас-прощались со словами: "Иншаллах, иншаллах".

Вот таким образом я познакомился с этими четырьмя контр-революционерами. Они знали, что советское правительство отобрало у моей жены четыре тысячи десятин поливной земли и потому считали меня товарищем по несчастью, ничего от меня не скрывали и сообщали все сенсационные новости.

Встречая меня на бульваре, они всячески выражали мне свои симпатии, усаживали рядом и заводили беседу.

Я не могу сказать, чтобы общество этих четырех господ было особенно мне приятно, но я не мог отказать себе в развлечении послушать "сенсации" вроде тех, что польские войска перешли советскую границу и захватили несколько городов; английские суда вошли в порт Архангельск; правительства Антанты начали блокаду Советского Союза; в самой Москве неурядицы и тай-ные волнения...

Однажды эта компания, встретив меня на бульваре, пригла-сила посидеть с ними.

- Ну что, дядя Молла? Нет ли у тебя каких-нибудь ново-стей?

Я отвечал, что, кроме газетных, никаких новостей не знаю.

Умидбеков хотел что-то сказать, но, осмотревшись вокруг, прикусил язык: в это время проходило несколько школьников. Когда школьники удалились, Умидбеков еще раз посмотрел по сторонам и спросил:

- Дядя Молла, неужели, читая эти газеты, ты не находишь в них никаких намеков?

- Я не понимаю, о чем ты говоришь... - ответил я.

Умидбеков достал из кармана помятую газету, все тот же "Бакинский рабочий", и прочел:

"Начальник Азнефти Серебровский выезжает в Америку для закупки усовершенствованных бурильных станков".

Я сказал, что никаких намеков в этом сообщении не вижу. Умидбеков рассмеялся и стал объяснять мне:

- Дядя Молла, Серебровский не за станками едет в Аме-рику, а для продажи бакинских нефтяных источников амери-канскому миллионеру Рокфеллеру.

Остальные три собеседника подтвердили толкование Умидбекова и спросили меня:

- Что ты думаешь об этом?

- Ничего не думаю, - ответил я.

Никак не могу забыть последнюю встречу с обиженными судьбой четырьмя моими собеседниками.

Выйдя однажды прогуляться по бульвару, я опять встретил Балакадаша. Побродив по центральной аллее, мы хотели было присесть отдохнуть, но тут заметили своих знакомых "полити-ков": они сидели в сторонке и тихо между собой беседовали.

Балакадаш расхохотался и стал тянуть меня к ним. Я с удовольствием подчинился ему.

Пошли. Как всегда, любезно поздоровались и после взаим-ных приветствий уселись. На сегодня у них были такие сенса-ции: во-первых, лорд Керзон предъявил Чичерину новый ульти-матум, во-вторых, английские военные суда появились около Батума, и можно думать, что на днях начнется бомбардировка города, население которого бежит в Турцию.

Побеседовав на эти и подобные темы, я встал, за мной поднялся Балакадаш, и мы стали прощаться. Тут-то Гаджи-Хасадага, пожимая мне руку, сказал:       

- Эх, аллах милостив, авось и возвратят!        

Эти слова Гаджи-Хасадаги остались у меня в памяти.

Распрощавшись с четырьмя нашими друзьями, мы свернул и

на  главную  аллею.  Балакадаш,  привыкший  на сцене петь    и

плясать, тут же, на глазах прохожих, стал прищелкивать паль-цами и, танцуя, приговаривать:

- Авось и возвратят, авось и возвратят! Смеясь, мы вышли с бульвара и простились у парапета. Вдруг Балакадаш окликнул меня, и, когда я обернулся, этот бессовестный малый еще раз крикнул: