Как и Нэнси до нее, новая миссис Линкольн поддерживала страсть Эйба к книгам и решительное желание учиться. Среди имущества, привезенного ею из Кентукки, нашелся и справочник Уэбстера, который оказался золотым колодцем для не посещающего школу мальчика. Сара (которая, как и ее новый муж, была совершенно необразованной) часто просила Эйба почитать из Библии после ужина. Он с удовольствием баловал свою новую семью отрывками из «Коринфян» и «Царей», о мудрости Соломона и глупости Навала. С тех пор, как не стало матери, его вера окрепла. Он любил представлять, как она смотрит на него с небес, перебирая его редкие коричневые волосы своими ангельскими пальцами. Защитит его во время опасности. Утешит во время нужды.
Эйб также проникся симпатией к своим сводным сестрам и брату, особенно к Джону, которого прозвал «генералом» за любовь к военным играм.
На одиннадцать лет Сара подарила Эйбу маленькую, переплетенную в кожу тетрадь (хоть Томас и возражал). Она заработала эти деньги уборкой и стиркой одежды мистера Грегсона, старика, живущего по соседству, чья жена ушла годом ранее. Книги для подобных семей находились где-то на границе между достатком и бедностью, но такие тетради были действительно роскошью — особенно для мальчишек. Только она могла вообразить счастье Эйба от такого подарка. Не теряя времени на обдумывание, он решил сделать первую запись в тот же день, как получил его.
Однажды весенним вечером, спустя совсем немного времени после того, как были написаны те слова, Томас позвал сына посидеть с ним у костра. Он был пьян. Эйб понял это еще до того, как присел на пень и почувствовал жар огня. Отец всегда разводил костер, когда испытывал желание надраться.
— Я хочу рассказать про твоего деда.
Это была одна из историй, которые он любил рассказывать пьяным: история о том, как он видел жестокое убийство собственного отца и какой глубокий след оно оставило в его душе. К сожалению, до удобной кушетки Зигмунда Фрейда оставалось еще несколько десятилетий. А в ее отсутствие Томас лишался всякой возможности на здравый самоанализ, скудная на ощущения жизнь человека в пограничных землях оставляла его один на один с его страхами: и ему оставалось только мутное вонючее пойло, которое он употреблял досуха. Единственным утешением Эйба было то, что отец владел даром великолепного рассказчика, умело оживляющим каждую деталь в своей истории. Он подражал акцентам, подражал жестам. Менял тенор голоса и ритм повествования. Он был прирожденным исполнителем.
Такую версию Томас еще не рассказывал.