Авраам Линкольн

«Я обращаюсь ко всем верным закону гражданам, — взывал президент, — чтобы они всеми силами помогали делу сохранения целостности нашего Союза и деятельности нашей системы народоправства, стремлению исправить то зло, которое и так приходилось слишком долго терпеть». Целью сбора такого внушительного войска было возвращение контроля над захваченной федеральной собственностью, поэтому в обращении специально подчёркивалось, что эти силы не будут посягать на частные владения и нарушать права и спокойствие граждан страны (подразумевалось — единой). Всем противникам Союза предлагалось «мирно разойтись» в течение двадцати дней^{454}.

Вечером Линкольн почти два часа беседовал с сенатором Дугласом. Для президента было крайне важно, что скажет его старый знакомец и вечный политический соперник. Сам визит лидера демократов в Белый дом был свидетельством поддержки. Республиканец и демократ говорили, как потом писал Дуглас, «о настоящем и будущем, безотносительно прошлого». Более того, когда Авраам показал Стивену проект прокламации с призывом семидесяти пяти тысяч добровольцев, тот сказал, что лучше было бы призвать 200 тысяч. Затем они долго обсуждали у карты, какие пункты могут подвергнуться первым атакам с юга, какие нужно укрепить в первую очередь. Вскоре газеты сообщили не только о «дружеской атмосфере встречи», но и о готовности Дугласа, хотя и остававшегося в оппозиции к нынешнему правительству по всем политическим вопросам, «решительно и твёрдо поддержать президента в выполнении возложенных на него Конституцией обязанностей по сохранению Союза, управлению страной и защите федеральной столицы».

— Что же нам теперь делать? — спросил Дугласа после встречи соратник-демократ.

— Сражаться за страну и забыть о разногласиях!^{455} — последовал ответ.

В понедельник 15 апреля прокламация была опубликована. Взрыв возмущения, потрясший Север после известий о падении форта Самтер, сменился пожаром патриотического воодушевления. Шумели невиданные по масштабам митинги (Нью-Йорк, например, встретил защитников Самтера с их потрёпанным флагом толпой не менее чем в 150 тысяч манифестантов), произносились прочувствованные речи, проводились парады, играли оркестры. «Союз должен быть сохранён, и ни одной звезды не погаснет на нашем флаге, и ни одна полоса не будет с него стёрта!» — кричал двадцатитысячной толпе бывший сенатор от штата Миссисипи и бывший губернатор Канзаса Роберт Уолкер. Толпа взрывалась аплодисментами.

Вскоре засвистели флейты, забили барабаны, по улицам американских городов зашагали многочисленные отряды добровольцев. «Какую часть из семидесятипятитысячного ополчения вы можете представить?» — запрашивал Вашингтон губернаторов. «Больше остальных!» — отвечал губернатор Огайо. «Пятьдесят тысяч, если нужно», — отзывался губернатор Мичигана. Индиана призвала вдвое больше выделенной ей квоты. Губернатор Массачусетса вообще ответил вопросом: «В каком направлении высылать войска?» — в предчувствии неизбежного конфликта он готовился к войне с января и теперь первым направил в Вашингтон полностью укомплектованный и экипированный 6-й Массачусетсский полк.

Не менее воинственное настроение царило и на Юге. Ещё вечером 12 апреля, пока в ожидании взятия форта Самтер Джефферсон Дэвис лежал на диване и пытался прогнать мигрень крепкой сигарой, его военный министр Уолкер обратился к воодушевлённой толпе с восторженной речью, в которой «предрекал», что меньше чем через три месяца флаг великой Конфедерации будет развеваться над Вашингтоном, а может быть, и над Фанел-холлом, «колыбелью американской свободы» в Бостоне^{456}. Доблесть Юга в те дни особенно противопоставлялась торгашеству Севера: «Если врезать янки по морде, он не даст сдачи, а побежит подавать в суд»; «Если навести на янки ружьё, он спросит „почём продаёшь?“». Под стать этой браваде были и обещание сенатора от Южной Каролины Чесната выпить всю кровь, которая прольётся в результате сецессии, и расхожая поговорка «Вся пролитая кровь уместится в напёрстке домохозяйки»^{457}.

Подобные «пророчества» и похвальбы не только усилили возмущение Севера, но и вдохновили сторонников раскола в пограничных рабовладельческих штатах. Самым сильным ударом по Союзу стало известие, что уже во вторник 17 апреля в Вирджинии так и не распущенной конвенцией был одобрен свой «ордонанс о сецессии», ставший следствием резкого всплеска эмоций в ответ на прокламацию о семидесяти пяти тысячах добровольцев (как будто не было призванных ещё в марте ста тысяч южан!).