Газеты оценили выступление президента согласно цветам своего партийного спектра: «глупое», «провальное», «безвкусное», «скучное», «никакое», «простое и уместное», «исполненное вкуса и элегантности», «трогательное», «глубокое», «блистательное», «идеальное», «бессмертное»{660}
… Но когда не комментарии, а сам текст станет распространяться, в него начнут вчитываться. Историк Национального парка «Геттисберг» Д. Скотт-Хартвиг заметил: «Нация не была внезапно трансформирована речью Линкольна в Геттисберге, и её болезни не исчезли магическим образом. Однако его речь постепенно стала Полярной звездой для страны, направлением, к которому стоит стремиться и ради которого работать». Грубая сила не может быть сильнее свободы, равенства и народовластия. То, чего удалось добиться на мирных выборах, никак нельзя позволить вырвать насилием и войной!Линкольну поездка далась непросто: его не оставляло беспокойство за Тада. Мальчик плохо себя чувствовал, отказывался есть, а врачи пытались определить, что за болезнь его поразила. Когда Авраам вернулся из Геттисберга, сыну было уже легче (у него оказалась «всего лишь» скарлатина). А вот сам президент слёг с температурой. Сначала думали, что это простуда, но когда на теле появились красные язвы, врачи сделали окончательный вывод: вариолоид, облегчённая форма оспы. Линкольн шутил: «Неприятная штука, но у неё есть и свои преимущества. Впервые после вступления на должность у меня появилось то, чем я могу поделиться со всеми желающими!»
Из-за заразности болезни Линкольн находился в карантине и должен был соблюдать постельный режим. Он извлёк из этого максимум пользы — использовал неожиданно появившееся свободное от посетителей время для работы и размышлений. Ему было о чём подумать: будущее казалось неясным, вопросы о столь желанном «после войны» громоздились один на другой: будут ли покорённые штаты считаться завоёванными? на каких условиях побеждённая Конфедерация будет воссоединена с Союзом? кто эти условия установит — президент или Конгресс? можно ли будет объявить амнистию и на кого она будет распространяться?
Понятно было, что новый Юг должен жить без рабовладения. Но появлялись новые и новые вопросы: какая система труда придёт на смену плантационному рабству? как обеспечить права освобождённых рабов? какое место займут чернокожие в политической и социальной жизни Юга и всей страны в целом? получат ли они избирательные права? наконец, нужно ли дожидаться конца войны или стоит сразу начинать обустраивать уже взятые под контроль территории мятежных штатов?
Итогом размышлений стали важнейшие документы: ежегодное послание Конгрессу и «Прокламация об амнистии и реконструкции».
В послании Конгрессу Линкольн говорил: «Теперь я смотрю в будущее, вперёд, во времена, когда авторитет правительства Соединённых Штатов будет восстановлен там, где он был поколеблен». Уже можно было задумываться о грандиозных мирных проектах, от разработки полезных ископаемых в Колорадо, Айдахо, Неваде и Аризоне до прокладки транстихоокеанского телеграфного кабеля в Российскую империю{661}
.В докладе прозвучало то название послевоенного периода, под которым он и войдёт в историю: реконструкция.
Для проведения этой реконструкции законодатели разрабатывали три разных плана.
Демократы надеялись вернуть «Союз, каким он был»: отменить «Прокламацию об освобождении» как не соответствующую мирному времени, объявить всеобщую амнистию и, поскольку формально мятежные штаты никогда не покидали Союз, провести там обычные очередные выборы в Конгресс США.
Радикальные республиканцы настаивали на полной трансформации Юга вплоть до признания «совершивших самоубийство» штатов «территориями США», которым надо заново заслужить право проситься в состав Союза. Рабов следовало конфисковать, равно как и собственность рабовладельцев, участников мятежа лишить политических прав.
Умеренные республиканцы хотя и считали, что возвращение в Союз возможно только при условии полного освобождения рабов, но полагали, что в остальном довоенное устройство мятежных штатов может быть сохранено. Сдержанное, терпимое отношение к конфедератам сыграло бы свою роль при убеждении их капитулировать быстрее. Именно эта позиция была Линкольну ближе всего.