Однако ход событий заставил Линкольна переменить точку зрения. Реакция членов Комитета чернокожих оказалась сдержанно негативной. Решительнее отозвались свободные негры Севера. Их позиция была выражена в опубликованном «Воззвании чернокожих Филадельфии к президенту Соединенных Штатов»: «Да, мы не можем не сожалеть о необразованности и бедности нашей расы. Но как ей не быть бедной и униженной, если нас попирает железная пята хозяина, не знающего иного закона, кроме стремления возвыситься и разбогатеть за наш счёт? Многие из нас здесь, в Пенсильвании, владеют своими домами и иной собственностью, в целом составляющей миллионы долларов. Зачем же нам жертвовать всем этим, бросать свои дома и отрекаться от родных мест, зачем бежать в незнакомую землю? Только для того, чтобы умиротворить злобствующих и предубеждённых предателей, поднявших оружие против правительства, их приспешников и помощников?» Со страниц «Нью-Йорк трибюн» к президенту обратился с открытым письмом преуспевающий филадельфиец Роберт Нёрвис, один из лидеров негритянского движения: «Напрасно Вы говорите мне о „двух расах“ и их „взаимном антагонизме“. С точки зрения человеческих прав существует только одна раса — это
Вдобавок эксперимент с колонизацией провалился. Идея отправить 500 поселенцев в провинцию Чирики на Панамском перешейке и положить начало новой стране «Линконии» была встречена в штыки её будущими соседями: уже в сентябре 1862 года Сьюард докладывал президенту, что Гондурас, а затем Никарагуа и Коста-Рика объявили, что не только не приветствуют негритянских поселений, но и применят силу в случае их появления{651}
. Не удалась и попытка 453 негров обосноваться на острове вблизи Гаити: отвратительная организация переселения и разразившаяся эпидемия вынудили Линкольна отдать приказ о выделении транспорта на эвакуацию выживших горе-колонистов. Через какое-то время Хэй зафиксировал: «Идею колонизации президент отбросил»{652}.Наконец (но не в последнюю очередь), свою роль сыграли мужество и патриотизм, проявленные сформированными в 1863 году негритянскими воинскими частями — они нанесли сильный удар как по уверенности в «неполноценности» чернокожих воинов, так и по убеждённости в их «чуждости» Соединённым Штатам. Куда менее патриотичными и более «чуждыми» оказались в глазах Линкольна «мирные демократы». 26 августа 1863 года в открытом письме землякам из Иллинойса президент обращался к оппонентам:
«Вы говорите, что не хотите сражаться за негров. Некоторые из них хотят сражаться за вас, но не в этом суть. Негры, как и все люди, имеют свои мотивы. Почему они должны сражаться за нас, если мы ничего для них не сделаем? Если они жертвуют жизнями ради нас, они, должно быть, руководствуются сильными побуждениями — хотя бы обещанием свободы. А данные обещания надо выполнять!
Мир уже не так далёк, как казалось… Когда он наступит, в нём будут жить те чернокожие, которые никогда не забудут, как молча, со сжатыми зубами и сосредоточенным взглядом, шли в штыки ради приближения этого мира»{653}
.Чуть позже Линкольн утверждал, что негры будут среди тех, кто поможет хранить «алмаз свободы в свободном отечестве».
Но перемена взглядов требовала идеи, способной объединить всю страну. В поисках такой идеи Линкольн провёл немало времени и исписал немало бумаги. Возможно, лучше всего ему удалось изложить свои мысли и чувства всего в десяти предложениях, включающих 272 слова, — в двухминутной речи, произнесённой 19 ноября 1863 года на освящении военного кладбища у Геттисберга. Хотя Грант ещё не решил судьбу войск у Чаттануги, торжественная церемония стала символической точкой в победной кампании 1863 года.