– Но это же свинство!.. – возмутился Александр Павлович. – Они что, заложили в него все это?.. Ну, и как? – спросил он успокаиваясь.
– Не вышло. Бегать-то он бегал. И неплохо. Но вот приборы показали, что при значительной двигательной нагрузке он почти не может думать, снижается умственный потенциал. Сазонов стал замерять параметры и на третий…, только на третий день обнаружил, что при нагрузке на двигательный аппарат резко увеличивается потребляемый ток и происходит подсадка напряжения на его аккумуляторах. Подсадка напряжения настолько велика, что электроника, питающаяся от того же источника тока, начинает работать нестабильно и как бы снижаются умственные способности. А мозги для проекта были важнее.
Морозов еще раз улыбнулся, вспоминая, как разгорелся спортивный ажиотаж. Было смешнее, чем можно бы было ожидать. У него тогда начинался выпуск чертежей, обычно такой тяжелый период, что вызов в школу его просто удивил. Честно говоря, он совсем забыл в горячке выдачи документации, что с Санькой могут быть какие-то хлопоты.
– Кто хочет меня видеть? – спросил он у классного руководителя.- И по какому делу?
– Георгий Александрович, учитель физкультуры, – сказала "Химоза" поджав губы и глядя ему в подбородок.- Уж не знаю, какие у вас с ним дела!
Морозов молча вышел и отправился искать учителя физкультуры.
– Вы отец Саши Морозова? – Учитель оказался небольшого роста человечком в ярко-голубом тренировочном костюме и с секундомером, свисавшим на ленточке с шеи почти до пояса. В его фигуре и лице не было ничего спортивного, больше всего он был похож на завхоза на садовом участке.
Морозов кивнул.
– Значит, так, товарищ Морозов, ваш сын Александр на прошлой неделе бегал с классом в порядке ОФП, общефизической подготовки, – пояснил он, встретив недоуменный взгляд Бориса Алексеевича, – и показал результат первого взрослого разряда. Да! – он поднял вверх указательный палец. – Причем Саша даже не вспотел. Я проверил. Пульс остался нормальным, что, естественно, ненормально. Надо, папаша, – фамильярно-доверительно сказал он, – отдавать ребенка в большой спорт! Хуже ему не будет. Ба-альшая польза государству может быть. И ему тоже! Поездит, мир посмотрит! Я уже официально уведомил соответствующие заинтересованные инстанции и круги!
Выйдя из школы, он тут же позвонил домой Сазонову. К этому времени "консультация" была давно закрыта. Виктор Васильевич выслушал его внимательно.
– Борис Алексеевич, не берите в голову, – сказал он, когда приступ смеха у него прошел. – Мы не допустим, чтобы Александра забрали для побития рекордов. Мы за честные Олимпиады, да и стоил он нам слишком дорого. Не берите в голову! Я сам все как-нибудь улажу!
Как он это сделал, Борис Алексеевич так никогда и не узнал, но когда он столкнулся в школе с физруком, тот остановился, строго посмотрел и сказал:
– Эх, Морозов, Морозов!
Больше никаких пояснений или добавлений не последовало.
– Сколько их у вас?
– Шесть, – очнулся от мыслей Морозов. – Шесть моделей!
– Стыдно, Борис Алексеевич, – громко и укоризненно сказал Чугуев. -Дети, паите, все-таки раньше машин!
"Кто здесь дети? кто машины?" – подумал он.
Дети. Он думал, что забудет Милочку как дурной эпизод. Как вызов на ковер, мало ли их было. Но нет, что-то не отпускало его. Он собирался тут же ответить на обиду маленьким романчиком. Адюльтером, так сказать. Отомстить Милочке и еще кому-то, он и сам не знал кому. Не Семивласову же. Это было бы ниже его достоинства. Но и на это не было желания. Он все больше тосковал по этой "дуре с фарами". Когда же он встретил случайно Милочку на улице, в несходящемся на большом животе пальто, подурневшую – одни глаза, что-то оборвалось. В тот же вечер он позвонил к ее родителям, она была там.
– Ребенок мой? – грубо и коротко спросил он. В трубке послышались странные звуки. Будто кто-то лил воду.
– Я тебя спрашиваю!
– А мой, что ли? – истерически крикнула она. – Твой!
– Тогда кончай дурью маяться и возвращайся!.. Если хочешь! – и он повесил трубку.
Стало сразу легче от осуществленного решения, хотя чувство обиды не проходило.
Она появилась перед тем, как забрали Сашку. Ему даже не дали кончить его Северо-Западный Заочный Политехнический институт. В это горькое время она оказалась очень кстати со своими заботами и слабостями.
Появилась Милочка тихо и естественно, как и ушла. Морозов пришел домой и услышал, что на кухне шипит газ и тихонько дребезжит крышкой кипящий чайник. Потом услышал голос. Это был Санька.
– И когда ты собираешься его родить? – спокойно и обстоятельно спрашивал он.
– Не знаю, наверное, месяца через три, – голос ее звучал робко.
– Он к этому времени дозреет?
– Вполне! – Морозов по интонациям ее голоса понял, что она улыбнулась.
"А у них идиллия", – подумал он с поднимающимся раздражением. Но когда он увидел Милочку в новом красном уродливом платье, внимательно и настороженно следящую за ним, за выражением на его лице, раздражение улеглось.
– Обедать будешь?- спросила она едва слышно.