Авраам

В это время уже почти совсем закатившееся солнце выглянуло в ложбину между холмами и последними красноватыми лучами облило деревенскую улицу, на середине которой все еще стояла высокая, несколько сгорбленная фигура седого старика, в синей изгребной рубахе, посконных штанах и лаптях, с открытою головой и широкою сивою бородой, которую раздувал слегка налетавший из-за околицы сырой вечерний ветер. Наконец он, поглаживая бороду и задумчиво опустив голову, поплелся медленно к своей избе.

Я уже успел раздеться и, усталый, лег на лавку. Какая-то безмолвная тишина воцарилась неожиданно кругом. Легко вздохнулось в груди. Так после мучительной, но искусной операции трудно стонавший больной вдруг чувствует, как невыносимая тяжесть свалилась с его плеч и его грудь вздохнула свободно в первый раз после долгих, мучительных, бессонных ночей. И вдруг среди этой тишины раздался знакомый звук: скрипнула тихо дверь, в нее выглянуло благодушное лицо деда Абрама и раздался обычный прежде но давно уже забытый вопрос:

— Не наставить ли кипяточку?

— Да, да, дедушка Авраам! Непременно! — вскрикнул я.

И затем опять услыхал я нетерпеливую хлопотню деда со внуком около самовара и обычные обучения «порядку».

За моим самоваром опять очутились мы втроем: я, дед и внук.

— Ну, что, дедушка, получше ли тебе? — спросил я.

— Получше, кажись… А все плохо… Чую, что все уж не то что-то… Оборвалось!

Действительно, хотя он и старался по-прежнему благодушно улыбаться, но что-то страдальческое виднелось в этой улыбке, а державшие блюдце грубые, заскорузлые руки дрожали так, что чуть не выливалась с него вода. О Платоне Абрамыче мы не говорили больше, так как на мой вопрос: «Почему это все так случилось?» — дед отвечал нехотя: «Что тут! Видимое дело»…

Очевидно, ему было тяжело говорить об этом.

Скоро я распростился с дедом — и навсегда. Полгода спустя, в начале весны, я встретил в городе приехавшего на базар Антона. Он сообщил мне, что деду становилось зимой все хуже, что на рождестве его похоронили, что Платон Абрамыч на похоронах не был и что на деревне и на селе, у попов, посейчас еще, вспоминая старика, прозывают его не иначе как дедушкой Авраамом.

Примечания Николай Николаевич Златовратский (1845–1911)

Родился в городе Владимире в семье мелкого чиновника, выходца из среды сельского духовенства. Образование получил во Владимирской гимназии, которую окончил в 1864 г. Семья Златовратских была одним из центров культурной жизни провинциального Владимира тех лет. Отец в годы крестьянской реформы активно участвовал в комиссиях и комитетах, был учредителем первой в городе общественной библиотеки. Дядя будущего писателя А. П. Златовратский был другом Добролюбова, так что уже в гимназии Златовратский читал «Колокол» А. И. Герцена, сочинения Н. А. Добролюбова, М. Е. Салтыкова-Щедрина, увлекался поэзией Н. А. Некрасова, влияние которой чувствуется в его юношеских стихах. В детстве и отрочестве Златовратский подолгу гостил в деревне у многочисленных родственников из круга сельского духовенства, а в доме отца часто встречался с мужиками-ходоками, искателями правды.

По окончании гимназии Златовратский поступил в Петербургский технологический институт, но учиться не смог по стесненным семейным обстоятельствам. Пришлось самому кормить себя литературным трудом. В 1866 г. он дебютировал в «Отечественных записках» рассказом «Чупринский мир», а затем печатал мелкие очерки в журналах «Искра» и «Будильник».

Доведя себя до полного истощения и нервного расстройства, он вынужден был покинуть Петербург и вернулся на родину. Здесь была создана первая крупная повесть писателя «Крестьяне-присяжные» (1874–1875), опубликованная в некрасовских «Отечественных записках». В ней уже определились народнические взгляды писателя: вера в коренные «устои» народной жизни — общинное самоуправление и мирскую солидарность. Народническими симпатиями овеяны излюбленные крестьянские типы Златовратского в рассказах «Авраам» (1878), «Деревенский король Лир» (1880), «Горе старого Кабана» (1880). «Мирским заступникам» из среды народнической молодежи посвящена повесть «Золотые сердца» (1877), нерушимые устои народной жизни писатель поэтизирует в центральном своем произведении — романе «Устои», опубликованном в «Отечественных записках» в 1878–1883 гг. Глубокое исследование внутреннего устройства общинных отношений в деревне дается в очерках «Деревенские будни» (1879). Общину писатель считал единственным средством борьбы с мироедами и «краеугольным камнем нашей народной жизни».