Теперь они почти везде – нежелательные лица, говорит Арам Бадиму после одного из совещаний в коридоре.
Бадим, выглядящий сейчас старше, чем когда-либо, обхватывает голову руками всякий раз, когда отпускает руку Фреи. Она же сидит, уставившись на окно, к которому не осмеливается подходить.
– Зачем ты это сделала? – спрашивает он ее. – Ох, не обращай внимания, я и сам знаю зачем. Он идиот. И он бесил, как и все идиоты. Но идиоты будут всегда, Фрея. Такие, как он, не переведутся, но они не имеют значения. Неужели ты этого не понимаешь? Они не имеют значения. Идиоты всегда будут с нами. Тебе нужно не обращать на них внимания и следовать своим путем.
– Но они причиняют людям боль, – возражает Фрея. Ее до сих пор мутит при воспоминании о моменте, когда ее оттаскивали от того бедолаги. Ей до сих пор хочется нанести тот последний удар, и в то же время ее всю выворачивает от раскаяния. – Это не идиотизм, это что-то больное. Ты слышал, что он говорил? Семена одуванчиков? Девяносто девять процентов – на верную смерть, и это такой план? На верную жалкую смерть – детей, животных, корабли и все, все ради чьей-то дурацкой идеи, ради чьей-то мечты? Зачем? Зачем о таком мечтать? Зачем они это делают?
– Люди живут идеями, – снова повторяет Бадим. – Их не изменишь. Мы все живем идеями. Нужно просто оставить людям их идеи.
– Но они убивают этими идеями других людей.
– Знаю. Знаю. Так было всегда. Но, видишь ли, люди садятся на эти корабли добровольно. Туда стремятся целые очереди.
– Дети добровольно не идут!
– Нет. Но все равно останавливать их – не наше дело.
– Разве? Ты уверен?
Теперь он смотрит на нее неуверенно. Он горько соглашается: возможно, они действительно обязаны свидетельствовать против. Ведь они – выжившие после одной из этих безумных идей.
Она качает головой, ловит его взгляд, как часто делала раньше.
– Были ли идиотами те, кто верил в евгенику? Мне кажется, мы должны попытаться их остановить!
Бадим долго смотрит на нее. Теперь он выглядит по-настоящему старым. Она не помнит, как он выглядел, когда она была ребенком.
Он похлопывает ее по плечу, и она пару раз решает нарушить молчание, но останавливает себя.
– Что ж, – произносит он наконец, – твоя мать тобой бы гордилась.
После этого он молчит еще некоторое время, но потом продолжает:
– Ты… ты мне ее напоминаешь. Это почти приятно видеть. Но нет. Потому что я не хочу, чтобы ты тоже умерла, пытаясь сотворить невозможное. Потому что, видишь ли… ты не сможешь запретить людям воплощать свои замыслы, следовать своим мечтам. Даже если эти мечты безумны – все равно не получится. Если люди так хотят, они это сделают. А потом уже их детям придется страдать. Мы можем обратить на это их внимание, и мы его обратим. Но останавливать их мы должны все вместе. Нужно представить их идею как неудачную, такую, за которую никто не ухватится, потому что перестанет верить в успех. Это может занять некоторое время. А пока послушай меня: дай этому миру пинок, сломай себе ногу. Хотя ногу ты уже сломала.
Им нужно выбираться из города. Арам каким-то образом договаривается, чтобы их забрали обратно в Пекин, где китайцы явно не собираются выдавать Фрею и Бадима за подобное правонарушение. Некоторые называют это свободой слова и осуждают государства, которые преследуют ее судом. Пусть люди сами себя защищают от безоружного нападения! Почему это должно касаться кого-либо еще?
Бадим качает на это головой, но ничего не говорит.
Затем на экранах и в поступающих сообщениях начинают появляться свидетельства поддержки безрассудной выходки Фреи. И не в одном-двух сообщениях, а во многих. Их был даже целый поток. Есть, например, большая группа людей, называющих себя защитниками Земли, и эмиграция людей, зачастую богатых, с Земли на другие тела Солнечной системы и даже за ее пределы, как видно, вызывает у них огромное негодование. И только сейчас эта группа обратила внимание на экипаж неудавшихся звездных путников.
– Так что, я теперь популярна? – спрашивает Фрея. – Меня ненавидят, потом я с кем-то дерусь, и вдруг я начинаю им нравиться?
– Но не тем, кто до этого ненавидел, – замечает Бадим, хмурясь. – Наверное. Не знаю. Но в целом да. Такова уж эта Земля. Это я и пытаюсь тебе объяснить. Здесь все так устроено.
– Мне не нравится это место.
Бадим качает головой.
– Тебе не нравятся эти люди. А это совсем другое. Да и не все они тебе не нравятся.
Арам, слушая их, спрашивает у Фреи:
– А ты не думаешь, что если твой разум заперт, то ты везде будешь чувствовать себя как в тюрьме?
– Ну и черт с ним, полетели тогда на Марс, – ворчит Фрея, вспоминая поразившее ее однажды стихотворение.
– Определенно нет, – отвечает Бадим, размахивая пальцем. – Там люди живут взаперти, как мы жили на корабле. Он вообще не слишком отличается от Авроры. Там много проблем – скорее химических, чем биологических. Они, конечно, могут изменить почву, но это будет нескоро. Несколько веков как минимум! Нет. Нам нужно обвыкаться здесь.