Фрея проводила дни, собирая пшеницу, сама при этом ела мало, не считая некоторых вечеров, когда внезапно набрасывалась на отруби, остававшиеся после того, как Бадим, повернувшись спиной, что-нибудь пек для нее. Бадим стал молчалив. Его замкнутость в себе пугала Фрею, наверное, не меньше, чем любая другая сторона их положения. Он тоже менялся, и таким она его никогда не видела.
И еще Деви, лежавшая в родительской спальне. Бо́льшую часть времени она теперь проводила в постели, и над ней всегда нависали капельницы, она часто спала. А когда выходила гулять, с трудом передвигалась, а капельницы ездили за ней на колесиках. Бадим и Фрея толкали их вслед за Деви, пока она толкала ходунки. Так Деви гуляла в городке по ночам, когда почти все соседи спали, и ей нравилось выходить туда, откуда сквозь потолок иногда была видна застывшая в ночном небе Аврора.
После жизни в межзвездном пространстве, где смотреть можно было разве что на геометрические точки, диффузную туманность, Млечный Путь и всякие тусклые скопления да звездные облака, Аврора казалась огромной. Ее диск ярко сиял с выходящей к солнцу стороны, какую бы форму, круга или полумесяца, эта сторона перед ними ни принимала. Если освещенным было не все полушарие, то оставшаяся его часть была тоже освещена, только слабее, – светом, отраженным от E. И хотя она была тусклой по сравнению с освещенной частью, она все равно казалась сияющей по отношению к той, что была отвернута от солнца и планеты и выглядела блестяще-черной – океаном или льдом, освещенным лишь светом звезд. Она не была бы настолько темной, если рядом не было бы чего-то более светлого, но когда ее можно было сравнить в двумя освещенными частями поверхности, она казалась черной как смоль, заметно более темной, чем чернота космоса.
Все вместе, три по-разному освещенных участка придавали Авроре отчетливо сферическую форму. Когда ее было видно вместе с E, которая выглядела крупным, затянутым облаками шаром, висящим среди ночных звезд, эффект получался завораживающий. Как на фотографиях Земли и Луны, которые они видели.
Сама Тау Кита тоже представляла собой диск, довольно крупный, но она горела так ярко, что на нее нельзя было прямо смотреть, поэтому невозможно было точно сказать, насколько крупной она была. Говорили, что она огромна и светит очень сильно. Иногда было видно все три тела сразу – Тау Кита, планету E и Аврору, но из-за ослепительного света Тау Кита в такие моменты разглядеть как следует планету и луну было невозможно.
Как бы там ни было, они прибыли на место. Достигли пункта назначения.
В одну из ночей Деви долго там простояла, опираясь с одной стороны на Бадима, с другой на Фрею и глядя на Аврору и планету E. На видимом полюсе Авроры сверкала маленькая ледяная шапка, а голубой океан заволакивали облака. По темной части поверхности тянулась черная цепь островов, и Бадим рассказывал что-то о том, как это могло свидетельствовать о тектоническом прошлом либо же, с другой стороны, служить остатком обода крупного ударного кратера. Это им предстояло узнать, когда они там высадятся и как следует обустроятся. Геологи смогут наверняка выяснить, сказал Бадим, как все это сформировалось.
– Какие красивые острова, – проговорила Деви. – А тот большой, который отдельно от остальных, по размеру как Гренландия, да? А остальные как Япония или еще какие-то. Так много суши. Много берегов. А вон там большая бухта, из нее может выйти хорошая гавань.
– Да, верно. Там будут мореходы. Островитяне. Много биомов. А эта цепь островов идет по многим широтам, видишь? Похоже, она упирается прямо в полярную шапку. И горы там есть. А на большом острове вроде бы снег вдоль хребта.
– Да. Выглядит здорово.
Потом Деви устала, и пришлось проводить ее обратно домой. Они медленно зашагали по тропинке поперек раскинувшегося за городком луга, трое в ряд. Деви шла между мужем и дочерью, немного выставив руки в стороны, чтобы они могли держать ее за локти и предплечья. Она казалась почти воздушной и ступала будто бы с легким скольжением, словно едва касалась земли. Они держали ее как можно выше, но не поднимали совсем. Никто ничего не говорил. Они были словно куклы.
Вернувшись в квартиру, они уложили Деви в постель, и Фрея оставила родителей вдвоем в темной спальне, освещенной лишь светом из коридора. Она вышла на кухню, вскипятила воду и принесла родителям чаю. Налив затем и себе, она погрела чашкой сначала руки, а потом прижала ее к щеке. Снаружи было около нуля. Была зимняя ночь в Новой Шотландии.
Взяв поднос с печеньем, она собралась было обратно в коридор, но остановилась, когда услышала голос Деви.
– Мне плевать на то, что со мной.
Фрея прислонилась к стене. В спальне о чем-то тихо говорил Бадим.
– Знаю, знаю, – ответила ему Деви. Теперь она тоже говорила тише, но в голосе еще ощущалась резкость. – Только она все равно меня никогда не слушает. И она на кухне. Здесь она нас не услышит. Просто я беспокоюсь за нее. Кто знает, что с ней будет дальше? Каждый год своей жизни она была разной. Как и все они. Этих детей не разберешь.