Аврора. Заря сгорает дотла (СИ)

«Удостоверься, что „Звезда Востока“ привезет товар на третью заставу, а дальше я договорюсь с Буканбургом. Время небезопасной торговли в империи подошло к концу. По крайней мере, если речь о лавке „Tu peux venir quand tu veux“. Надеюсь, ты оценишь иронию и не разгневаешься на то, что мерчевильское название я забраковала — в нем не хватает пространства.»

Ро постучала кончиком карандаша по подбородку. Если он Странник, то... прибежит, как миленький. Узнать, откуда она знает завет Блэквинга и королевы Мерче. Даже в день рождения республики. Потому что Странника праздники Мерчевиля не волнуют. Его вообще не волнует ничто, кроме глупой мести. Ведь тот, кто реально заботится о людях, не станет подвергать жизни мирных жителей ОК опасности, создавая угрозу войны. Вот.

Потому что он потерял далекозор, а с ним — и свою призрачную власть. Он непременно захочет за ним вернуться, но знает ли он, как Кастеллет, что линза разбита и больше не работает? Разве что Кастеллет — Странник и...

Ах, Аврорик, голова два уха! У тебя ведь никаких доказательств! А навоображала! Но... Менять день премьеры не станем. Это и станет лакмусовой бумажкой для Кастеллета.

Ро злорадно усмехнулась.

«Презепе пока не передавай, разве тот, дворец Чудесного Источника и маяк на краю света, если Гримо найдет — слава лавки пока не разлетелась по богатым домам. Чем еще известен Мерчевиль? Моя лавка открыта к сотрудничеству.

Что касается оперы — премьера нового спектакля первого орботто. Ты же помнишь? Ты пригласил меня. Так что жду тебя там.

Но никаких ручек ты целовать не будешь,Ро.»

Со всем усердием, высунув язык, свернула записку в трубочку. Привязала к ноге нетерпеливо подрагивающего сокола, открыла окно и шепнула ему:

— Отнеси это Кастеллету.

Сокол наклонил голову и попытался заглянуть ей в лицо. Как его хозяин, честное слово.

— Мерчевиль. Чарльз Кастеллет, — пояснила Аврора. — Странник который. Хозяин твой.

Сокол взмахнул крыльями и вылетел в окно. А Ро цокнула языком: ведь могла сделать паузу между именами. А теперь неизвестно, на которое из слов отреагировал посланник...

Уронила лицо на собственные руки и присела на подоконник. Что-то чирикая, подлетел Какадук.

— Я устала, Какадук... И не могу остановиться. Словно не идти вперед не могу, а идти — как всегда страшно.

— Стр-рашно, — глубокомысленно повторил белый какаду, наклоняя голову и вспушив хохолок.

Ро засмеялась.

— Ты ж мой смешной, — и почесала попугаю брюшко. Тот замер, но потом прикрыл глаза, кажется, блаженно. — Подарок Фарра. Он делал мне только хорошие подарки. Несмотря на то, что хотел меня выбросить за борт когда-то... А потом ведь был так предельно добр!

— Добр-р, — с характерным грассированием согласился Какадук, приоткрывая глаз.

— Но все слишком запуталось... Я слишком со многим не согласна, и, боюсь, следующей нашей встречи дознаватель вовсе не переживет. Ладно, друг. Лети охотиться, что ли.

Какаду послушался мгновенно. А Ро посмотрела ему вслед и решила, что непременно взберется на яблоню, с нее — на крышу, и заглянет небу в глаза. Но сначала позаботится о желудке и договорится с Тенором об изготовлении вывески и насчет поездки в Альпурху сегодня же. Иначе завтра ей будет не с чем открыться, а волну надо ловить, пока та поднялась. Какая жалость, что нельзя закрыться в четырех стенах и почитать что-нибудь. Даже пусть какую-то «Этику и историю».

Размяла шею, простонала в ответ на мысль о неизбежности встречи с внешним миром и отправилась вон из своего чУдного дома с пилястрами. Выбирая ключ, замешкалась. Который из четырех?.. Этот от садовой двери. Ой, а она ее закрыла?..

— Госпожа Бореалис! Госпожа Бореалис! — раздалось откуда-то будто бы сверху.

Аврора вздрогнула, выронила связку ключей, тут же присела, чтобы подобрать возле все тех же самых желтых тапочек друида — на туфли так и не сподобилась...

— Госпожа Бореалис!

Сосед-художник из дома шестьдесят пять — дядечка с полуседыми баками и внушительных размеров лысиной — перегнувшись через перила, восторженно махал руками. Захариус.

— Добрый день, господин Захариус, — выдавила Ро напряженную улыбку, мечтая юркнуть обратно в незапертую еще дверь.

Кажется, Гаррик говорил, что он был другом его спившегося отца. Что ж — заметно. Нос картошкой красноречиво красен.