Австрия в XX веке

Австрийскими концессиями в нэповской России были трикотажная фабрика в Косино, пуговичная в Москве и завод эмалированной посуды «Жесть-вестен» в Ростове-на Дону. После начала «великого перелома» в СССР все они были закрыты, в австрийской прессе стала преобладать негативная информация о ситуации в нашей стране. Отчет наркомата иностранных дел отмечал в 1929 г.: «В связи с решительным наступлением нашей партии на частнохозяйственный сектор отношение, так называемых, общественных кругов Австрии изменилось к нам в неблагоприятном смысле».

Были и робкие попытки наладить сотрудничество «снизу», на стыке идеологических симпатий и хозяйственного расчета. В 1925 г. в Киргизию прибыло около 200 сельскохозяйственных рабочих из Австрии. Им должны были предоставить для освоения пустующие земли, но вместо этого приписали к существующей коммуне. Большинство австрийцев уехало обратно, так и не найдя в стране строящегося социализма лучшей доли для себя лично. Спорадический характер имели и культурные контакты двух стран. Так, в 1928 г. в СССР на празднование юбилея Л.Н. Толстого приезжал Стефан Цвейг, а в Зальцбурге на моцартовских торжествах выступал оперный ансамбль Ленинградской консерватории.

Посланником Австрийской республики в Москве в 20-е гг. был Отто Поль – единственный из левых социалистов, кому удалось пробиться в консервативную дипломатическую элиту. Поль поддерживал личные отношения с Г.В. Чичериным и А.В. Луначарским, несколько раз встречался с Лениным. Среди западных дипломатов он слыл большим оригиналом – не признавал фраков, на костюмированный бал дипломатического корпуса явился однажды в образе Купидона с голым торсом. В австрийском посольстве часто бывали Маяковский и Есенин, режиссер Сергей Эйзенштейн и музыкант Отто Клемперер.

Отставка Поля с дипломатической службы в декабре 1927 г. состоялась под нажимом правых партий и церкви – в Наркоминделе это было воспринято как отзвук июльских событий в Вене, о которых речь пойдет в следующем разделе. Поль остался в России, до 1934 г. издавал газету «Мoskauer Rundschau». Лишенный пенсии у себя на родине, он перебрался во Францию, после оккупации которой гитлеровскими войсками покончил жизнь самоубийством.

Попытки Поля и ряда деятелей австрийской культуры пробудить в общественном мнении своей страны симпатии к Советскому Союзу разбивались о стереотипы, которые насаждала бульварная пресса. Речь неизменно шла о коварных большевиках, поработивших собственный народ и насаждающих по всему миру собственную диктатуру. Хватало стереотипов и по другую сторону идеологической баррикады. Советские газеты показывали Австрию в роли марионетки западных держав, а ее простых жителей – как жертв воинствующих католиков и социал-предателей. Илья Эренбург, считавшийся специалистом по этой стране, после очередного возвращения из зарубежной командировки рисовал в газете «Известия» сцену из венской жизни 1928 г.: «Возле нарядного фонтана падал на землю подкошенный голодом безработный».

Эскалация насилия

Несмотря на демократическое конституционное устройство, политический режим Первой республики сохранял немало авторитарных черт, связывавших его с ушедшей в небытие империей. «Политическая система Австрии в целом была пронизана архаичными структурами. Она продолжала основываться на покровительстве, вмешательстве сверху и интригах, обеспечивая партиям и группам интересов социальную интеграцию их клиентуры, в ней всепроникающая коррупция не только принималась в расчет, но и выступала в качестве само собой разумеющегося явления» (Д.А. Биндер).

Перегруппировав свои силы, в политическую жизнь вернулась католическая церковь. Попытки СДПА освободить от ее влияния систему образования и ввести политехническую школу не увенчались успехом. Атеистическое движение (Freidenker) осталось экзотическим эпизодом в истории Первой республики. Напротив, ХСП не скрывала особых отношений с католическим клиром, объявляя левых безбожниками, а себя – спасительницей христианской морали.

Как и в Германии, значительную роль в политической жизни Австрии играли ветеранские союзы и военизированные формирования (Heimwehr). Наследие военных лет проявлялось в готовности к силовым решениям, стремлению внести в партийно-политический спектр порядок армейской казармы. Агитация хаймвера учитывала массовое недовольство парламентской демократией, выражавшей эгоистические интересы закулисных сил, чуждых простому народу. Социальной базой военизированных формирований была крестьянская молодежь, люмпенизированные в результате послевоенных кризисов средние городские слои. Корпус функционеров формировали отставные офицеры и «интеллектуальный пролетариат», среди последнего были и носители звучных аристократических фамилий. Хаймвер вербовал в свои ряды и консервативно настроенных рабочих, которые отказывались вступать в профсоюз и потому выдавливались с предприятий.