Австрийская экономическая школа

Будет, пожалуй, уместным закончить этот раздел рассказом об отношении Хайека к религии. Крещеный католик, он в юности перестал соблюдать обряды и стал агностиком. Тем не менее с годами в нем росло общее понимание ключевой роли религии в сохранении обычаев, составляющих основу общества, и, в частности, значения теологов испанского золотого века как предшественников современной экономической и общественной науки. Более того, в 1993 г. католический мыслитель Майкл Новак удивил интеллектуальный мир, сделав достоянием гласности длительный личный разговор папы Иоанна Павла II c Хайеком, незадолго до смерти последнего в 1992 г., и обратил внимание на несомненные признаки заметного влияния мыслей ученого в энциклике Centesimus Annus, особенно в главах 31 и 32, которые полны заимствованиями из Хайека (Novak 1993a; 1993b). Мы никогда не узнаем, смог ли Хайек, убежденный агностик, в последние минуты жизни сделать необходимые шаги, чтобы постичь и принять ту высшую «антропоморфную» сущность, которая намного превосходило его способность понимания. Но вот что нам известно наверняка: Хайек лучше, чем кто бы то ни было, понимал опасности, которыми грозит обожествление человеческого разума, и ключевую роль религии в избежании этих опасностей, вплоть до того, что, как пишет Хайек в последнем предложении своей последней книги, «от ответа на этот вопрос может зависеть выживание нашей цивилизации» (Hayek 1988; Хайек 1992).

6.2. Исследование экономических циклов: межвременно́е рассогласование

Первые десятилетия своей научной карьеры Хайек посвятил исследованию циклов. Он шел путем, намеченным Мизесом, но стал автором ряда собственных, очень существенных достижений. Шведская академия присудила ему в 1974 г. Нобелевскую премию главным образом за его работы 1930‑х годов в области теории циклов.

Надо подчеркнуть, что, когда в 1931 г. Хайек прибыл в Англию, его аналитический инструментарий был куда богаче, чем у его английских коллег в целом и у Кейнса в частности. Прежде всего, Хайек владел теорией капитала Бём-Баверка и превосходно понимал, что мнимый «парадокс бережливости» теоретически совершенно бессмысленен. Ведь, согласно теории Бём-Баверка, любое увеличение сбережений ведет к сокращению потребления, тем самым понижая относительные цены потребительских товаров. То, что Хайек назвал «эффектом Рикардо», заключается в повышении спроса на инвестиционные товары, причиной чего является рост реальной заработной платы, который в свою очередь ceteris paribus[9] вызывается понижением цен на потребительские товары, провоцируемым ростом сбережений. Уменьшение цен на потребительские товары ведет также к относительному росту предпринимательских прибылей на этапах, дальше всего отстоящих от потребления, где в условиях падения процентных ставок, вызываемого изобилием сбережений, наблюдается повышение ценности продукции. Совместным результатом всех этих факторов является удлинение производственной структуры, капиталоемкость которой повышается под влиянием более щедрого финансирования, делающегося возможным благодаря увеличению количества реально сбереженных ресурсов (Hayek 1995). Согласно Хайеку, проблема возникает, когда манипуляции денежным обращением в форме кредитной экспансии, осуществляемой банковской системы без опоры на реальные сбережения, делают доступными для предпринимателей новые финансовые ресурсы, которые превращаются в инвестиции, как если бы они действительно были результатом роста сбережений, что на деле не так. Итогом оказывается удлинение инвестиционных процессов, отражающее искусственное понижение ставки процента, которое не может продолжаться долго. Таким образом, для Хайека главное — это происходящие под влиянием роста денежной массы изменения относительных цен (точнее, цен на капитальные блага, используемые на разных этапах производственного процесса, и цен на потребительские товары). Количественная теория денег, которую интересует исключительно воздействие колебаний денежной массы на общий уровень цен, склонна игнорировать и затемнять данное явление.