Австрийские фрукты

Это не сразу стало так, это было ново для нее, и она с замиранием сердца ждала, когда придет то, чего она ждала больше всего на свете, про что он сказал ей ночными горчащими губами: «Не торопи меня», – и знала, что это придет непременно. Ей было непросто этого ждать, слишком ее тянуло к нему всю, и телом не меньше, чем душой. Но если прикосновение к нему душой становилось все отчетливее с каждым днем, то телом… Нелегко ей было выдержать свою отдельность от единственного мужчины, при одной только мысли о котором ее будто током пронизывало.

Но и в самом ожидании было так много счастья, что Таня не считала дни, проходящие в нем, пустыми. Счастливые это были дни, огромные в своем содержании.

И так это было до того дня, который переменил ее жизнь безвозвратно.

Это был не день, а вечер. Обычный вечер раннего мая. Сгустились сумерки, шел дождь. Таня сидела за столом в большой комнате и старательно вырисовывала на листах ватмана задание по специальности – прическу в стиле барокко: локоны и пучки, зигзагообразный пробор, челка с напуском… Ветки сиреневого куста, разросшегося под окошком, стучали в стекло. Она закончила с барокко и, придвинув к себе новый лист, взялась за прическу в футуристическом стиле – неровные края, асимметрия, необычный цвет… Футуристический стиль нравился ей больше, она даже язык высунула от усердия.

– Подъехал кто-то, – сказала Евгения Вениаминовна; она вязала, сидя за другим концом стола. – Слышишь, у ворот остановился?

Таня глянула в окно. У ворот действительно стояла большая машина с включенными фарами. Машина посигналила – длинно, потом два раза коротко, потом снова длинно. Это был сигнал для своих, Веня так звонил в дверь, если забывал ключи. Но машина была незнакомая.

– Кто такие? – пожала плечами Таня.

Ей стало тревожно, почти страшно. Наверное, из-за Вениной работы – она никогда не ждала от нее хорошего. Даже сказала ему однажды, что у таких, как он, должна быть охрана. С президентом же работает, мало ли что!..

– Конспирологию оставь, пожалуйста, – поморщился он. И, догадавшись, что она не знает этого слова, пояснил: – Не строй у себя в голове теории заговора. Я не делаю ничего особенного. Должностными возможностями не торгую. Обычная юридическая работа. От чего меня охранять?

Возразить на это Тане было нечего, но все равно она за него боялась.

И сейчас ей вдруг представилось, что это его привезли на большой черной машине раненого или даже… Она вздрогнула.

– Я открою, – сказала Евгения Вениаминовна.

Может, ей тоже представилось что-нибудь подобное.

– Еще не хватало! Сама открою.

На крыльцо они вышли вдвоем.

– Кто здесь? – спросила Евгения Вениаминовна.

Водительская дверца открылась. Из машины выбрался огромного роста мужик, широкий, как шкаф.

– Евгения Вениаминовна! – зычно воскликнул он. – Драгоманов я! Вася Драгоманов, помните?

– Боже мой! – воскликнула та. – Васенька! Как же не помнить! Заходи, заходи скорее, не стой под дождем.

Открылась дверца с пассажирской стороны, из машины вышла женщина, потом обе дверцы хлопнули, закрываясь… Все это были обычные приметы неожиданных, но радостных гостей.

– Ставь чайник, Таня, – сказала Евгения Вениаминовна.

Таня пошла в дом, но в дверях обернулась. Огромный Вася доставал что-то из багажника машины, а женщина шла от калитки к дому с большим букетом. В сумерках казалось, что тюльпаны светятся в ее руках. Или что сама она светится?.. Да, именно так: она шла в сплошном сиянии, и невозможно было думать, что это просто преломление света от уличных фонарей.

Большая комната сразу наполнилась голосами, смехом, как будто в нее вошли не два человека, а целая компания. Правда, Василий Драгоманов один стоил десятерых, во всяком случае, по тому, как много места занимала его большая фигура.

Легко, будто коробку конфет, Василий внес в комнату здоровенный ящик.

– Сахалинские гостинцы, – сказал он.

Чаепитием дело, конечно, ограничиться не могло. Евгения Вениаминовна всегда говорила, что из приличного дома никто не должен уйти голодным, и хотя Вася Драгоманов не производил впечатления изголодавшегося, она, конечно, собиралась накормить его ужином.

– Идите к гостям, – сказала Таня, когда та забежала в кухню. – Все сама подам.

– Счастье, что я плов приготовила, – сказала Евгения Вениаминовна. – Возьми под него блюдо узбекское, Таня. Знаешь, с голубым рисунком? Надо же, будто почувствовала! Вася с детства плов любит.

– А он кто? – спросила Таня.

Плов стоял на плите горячий: Евгения Вениаминовна засыпала в казан рис, когда час назад Веня позвонил и сообщил, что выезжает с работы домой.

– Драгомановых младший сын, – ответила она. – Помнишь, я тебе рассказывала? Соседи наши, когда здесь коммуналка была, они переехали потом.

Ага, теперь Таня вспомнила. Все-таки не переставала она удивляться! Уж если б к ней подселили каких-то непонятных людей, она б только перекрестилась, спровадив их. И вряд ли их появление – через сколько там, через двадцать, что ли, лет или больше даже? – доставило бы ей радость.