Австрийский моряк

Вечером мы возвратились в замок, где меня как обычно демонстративно не замечали. На следующий день разразился дождь. При таком количестве слуг вокруг не было никакой возможности для дальнейших любовных приключений. Мы нашли убежище в библиотеке, единственной комнате, где, как мы правильно предположили, никто из семьи Келешваев нас не побеспокоит. Ничего стоящего для чтения там не оказалось, только изъеденные жучком и полуистлевшие тома по геральдике и пораженные плесенью теологические труды. Как Бела Месарош и многие представители венгерского дворянства, Келешваи являлись дебреценскими кальвинистами.

Не то чтобы это было заметно, однако доктрина выбора через благодать, казалось, значила для них не что иное, как укрепление презрительного высокомерия к крестьянам, конечно же, православным, и поэтому их так удобно проклинать на том и этом свете. Мы сидели рядом, а дождь на улице лил ручьями, пузырясь и булькая в сточных канавах замка. Мы жаждали друг друга, но желание теперь казалось более глубинным, чем простое физическое вожделение. В конце концов, что есть любовные ласки для истинно любящих, как не символ единения? Её объятия были сладкими и обещали стать еще слаще в будущем. А сейчас было вполне достаточно находиться вместе, греясь в тепле и близости друг друга.

Мы уехали на следующее утро в карете, после холодного прощания с семьей Келешвай. Когда будапештский поезд отъехал от станции Германштадт, Елизавета оглянулась на долину Марош. Она немного помолчала, потом заговорила.

— Я никогда не вернусь туда... никогда.

Мы прибыли в Вену поздно вечером следующего дня. Когда поезд, грохоча по равнинам Бургенланда, подъезжал к столице, Елизавета заговорила со мной.

— Отто!

— Что, дорогая?

— Отто, ты обдумал сказанное мною в горах насчёт... насчёт того, чтобы оставить войну?

Мы оба помолчали немного: встал деликатный вопрос.

— Да, Лизерль, я подумал об этом, прости, что оказался таким болваном. Я могу понять твою точку зрения, но ради бога, попытайся понять мою. У меня восемнадцать человек, и их семьи зависят от меня, не только ты. Под моим командованием и с большой долей везения они смогут дожить до конца войны. Но если я их покину, невозможно предсказать, какого недоумка поставят ими командовать. Нет, дорогая, боюсь, что это невозможно. Нравится тебе это или нет, я останусь с ними до конца войны.

Она вздохнула.

— То же самое и у меня: я не могу бросить своих пациентов. Так или иначе, похоже, эта проклятая война держит нас обоих за загривок.

***

Наш первый боевой патруль после ремонта U13 начался 5 июня. Теперь мы базировались в Бриони, и районом проведения операций являлось итальянское побережье к югу от Анконы. Нам приходилось болтаться там в течение дня в подводном положении и подходить в сумраке, чтобы досадить каботажному судоходству. Шестого июня мы поднялись на поверхность примерно в половине девятого вечера, провентилировали лодку, а потом лениво отправились вдоль побережья, держась в открытом море милях в пяти от берега. Настало идеальное время для подводной лодки: достаточно света, чтобы видеть противника, но сама она оставалась незаметной в темноте. Солнце садилось за горизонт, и лёгкий запах сена доносился с лугов от низкого берега. Вскоре к югу показалось большое облако дыма, которое быстро двигалось по направлению к нам. Мы подождали, и на горизонте появились корабли: два больших судна впереди в сопровождении трех-четырех миноносцев

Мы изменили курс, чтобы подойти к ним со стороны моря — так их силуэты будут выделяться на фоне заката, потом погрузились. Это были два лайнера, один из них пакетбот компании «Апулия Лайн». Оба шли на север на скорости около пятнадцати узлов. Нелегко было идти на такой скорости, но результат стоил затраченных усилий. U13 сблизилась с конвоем, пронырнула почти под носом лидирующего миноносца, резко развернулась правым бортом и выпустила обе торпеды в идущий впереди лайнер. Затем мы развернулись и помчались прочь, при этом нас чуть не потопил следующий миноносец.

Вокруг сыпались бомбы, но мы выполнили свою работу: примерно через тридцать секунд раздался громкий взрыв, одна из наших торпед попала в цель, потом последовала серия странных, грохочущих взрывов, это, как я полагаю, взорвались котлы. U13 пришлось уйти на глубину и маневрировать в течение следующих двадцати минут, чтобы уклониться от рыщущих миноносцев, но стало темнеть, и мы избавились от них без излишних трудностей. Когда опасность миновала, я позвал Штайнхюбера на центральный пункт и поздравил его. Электрическая система наведения вышла из строя непосредственно перед атакой, и его отправили вперед, чтобы запустить торпеды с помощью ручных рычагов. Это была сложная задача, требующая мгновенной реакции, но он блестяще выполнил свой долг.