Австрийский моряк

Около десяти вечера мы поднялись на поверхность и спокойно направились назад. Военные корабли сопровождения ушли, но там светили прожекторы, и во тьме до нас донеслись звуки голосов у воды. Вокруг плавали обломки и несколько тел погибших в скрюченных позах. Мы не могли включить прожектор, чтобы заняться расследованием, поэтому лишь выудили несколько плавающих обломков для подтверждения нашей победы: солдатскую расчетную книжку, принадлежащую капралу Антонио Батистелле из Двенадцатого полка берсальеров ^[36], и спасательный жилет с надписью "Читта ди Таранто".

Мы прибыли обратно в Бриони рано утром 9 июня, не увидев ничего, заслуживающего оставшейся торпеды. Как только лодка причалила, команду отправили в гостиницу "Нептун" для столь необходимых ванн и бритья. Я же сел в кабинете, чтобы написать рапорт о рейде. Я всегда терпеть не мог документы и предпочитал избавляться от этой задачи как можно скорее. Около половины десятого, когда рапорт уже печатали, меня неожиданно вызвали к командиру базы подводных лодок, риттеру фон Тьерри. Он пригласил меня к себе в кабинет, сердечный и доброжелательный как всегда.

— Ну, Прохазка, "Глюклише Драйцейнер" ^[37] снова подтвердила свое название: только, кажется, это не принесло удачу итальянцами. Шестого числа вы потопили транспорт: как вы знаете, "Читта ди Таранто". На нем находился целый полк берсальеров из Албании для подкрепления в Асиаго. — Он сделал паузу, неловко замявшись и избегая глядеть мне в глаза. — Судно затонуло за три минуты, взорвался котел или боеприпасы. В общем, есть значительные человеческие жертвы.

У меня пересохло во рту.

— Могу я поинтересоваться, насколько значительные, герр командир?

— Мы полагаем, около двух тысяч, судя по перехваченной телеграмме. Один из наших агентов сообщил о многочисленных телах, выброшенных на берег.

— Но почему? Вода была теплой, там нет сильного морского течения, и это произошло всего в нескольких милях от берега. Почему на корабле сопровождения ничего не предприняли?

— Мы не знаем. Как я говорил, лайнер потонул очень быстро. К тому же уже темнело, и конвой был занят тем, что пытался вас потопить, а также сопровождал другое судно. Мы не знаем. — Он поднялся из-за стола и стал вышагивать вокруг меня. — Ваши чувства понятны, Прохазка: мы военные моряки, а не мясники. Но поймите, вы поступили совершенно правильно и в соответствии всем принятым правилам и обычаям Это был военный конвой с военно-морским сопровождением, и "Читта ди Таранто" был вооруженным торговым крейсером. Все утонувшие тоже были вооружены...

(Вооружены, подумал я: большое утешение — иметь винтовку, чтобы обороняться от подводной лодки) ...и вы не знали, сколько людей на борту. Возможно, это был грузовой пароход, забитый пустыми мешками. (...Или судно с беженцами, женщинами и детьми, подумал я). И, во всяком случае, вы сделали с ними то же, что и они, окажись на вашем месте. Ради бога, Прохазка, чем хуже убить тысячу человек, а не одного? Если бы они оказались в траншеях, их бы разнесло на куски при утреннем артобстреле, и никто бы не заметил. Вы всего лишь справились за пять минут вместо нескольких часов. Генералы называют это "обычными потерями".

— Да, да, герр командир, прошу меня простить. Мне просто трудно привыкнуть к мысли, что я убил две тысячи человек.

— Знаю, это все ужасно. Гнусное дело эта современная война; уж как по мне, куда лучше сабли и дульнозарядные ружья. Одни небеса знают, какую дьявольщину изобретут ко времени моего ухода на пенсию.

— Герр командир?

— Да, Прохазка?

— Могу я обратиться с просьбой — сохранить число жертв в секрете? Если об этом станет известно, то может плохо повлиять на моральный дух личного состава.

Тьерри на мгновение задумался.

— Очень хорошо: это останется в строгой тайне. В любом случае, здесь, в Бриони, об этом в курсе лишь вы, я и дежурный офицер-связист. Сообщение поступило по телефону из Полы, таким образом, никто здесь не видел телеграмм.

На следующее утро команда U13 выстроилась на палубе эсминца "Пеликан", и её поздравили с потоплением итальянского вооруженного торгового крейсера "Читта ди Таранто", шесть тысяч двести тридцать тонн. Прозвучало привычное троекратное "ура!", потом все приступили к своим обязанностям. Остался лишь Штайнхюбер, пристально вглядывающийся через поручни в воду. Он казался необычайно тихим, и я подошел к нему.

— Привет, таухфюрер, что-то вы невеселы сегодня утром. В чем дело?

Он резко обернулся и поприветствовал меня.

— Покорнейше докладываю, ни в чем, герр командир.

— Бросьте, Штайнхюбер, мы слишком долго проплавали вместе, чтобы поверить этому. В чем проблема?

Мгновение он колебался, рассматривая доски палубы, потом заговорил.

— Мне все известно, герр командир. Я возился с распределительным щитом, оставшись за оператора, когда тот вышел покурить, и тут как раз поступило донесение. Я подслушал разговор — об итальянском лайнере и всех тех людях, которые потонули вместе с ним.