Австрийский моряк

Во всех остальных аспектах, однако, Хиршендорф последнего десятилетия девятнадцатого века являл собой истинный образчик провинциальной заурядности — крошечный окружной центр, настолько не отличимый от сотен таких же окружных центров, рассеянных по просторам нашей дряблой черно-желтой империи, что если бы путешественника с завязанными глазами довели до главной площади, ему потребовалось бы  несколько минут, чтобы сообразить, что он находится в чешской провинции, а не на юге Тироля, в Хорватии или среди шуршащих кукурузных полей Баната.

У нас все было как по уставу: красное административное здание в стиле нео-ренессанс на одной стороне городской площади смотрело на непримечательную крохотную ратушу, расположенную за муниципальным садом — обнесенным изгородью прямоугольником из пыльных кустарников с оркестровой эстрадой и памятником имперскому генералу князю Лазарусу фон Регницу (1654-1731).  В нижнем конце площади за каштановой аллеей пряталась двухэтажная гостиница (ресторан, кафе) с миниатюрной террасой, а в верхнем располагалось местное отделение Северо-Моравского Сельскохозяйственного кредитного банка. На улице сразу за площадью возвышалась похожая на линейный корабль громада приходской церкви св. Иоанна Непомуцкого ^[23]. Кровлю двойного купола испещряли бледно-зеленые полосы — следы дождя и накопившихся за поколения голубиных испражнений, внутри же царил застывший хаос алебастровых святых, среди которых вился запах мышиного помета, смешанный с ароматом сожженного на прошлой неделе ладана. Присутствовали и обычные лавки: торговцев скобяными, мучными изделиями и семенами, мануфактурой, аптека и так далее. Привычные казенные учреждения: казармы, жандармерия, гимназия кронпринца эрцгерцога Рудольфа и госпиталь императрицы Елизаветы. Ну и непременный театр на Троппауэргассе, где заезжие труппы в побитых молью костюмах знакомили нас с новинками, пусть и второсортными, последнего сезона венской развлекательной индустрии. За пределами четырехсотметрового радиуса от площади двухэтажные оштукатуренные здания уступали место одноэтажным постройкам из кирпича, а гладкие мостовые — грубому булыжнику. Еще четыреста метров, и на смену кирпичным домам приходили бревенчатые хижины с подсолнухами в саду и крошечными садиками из побеленных яблонь и слив. Потом, почти без предупреждения, за пивоварней и сахарным заводом, мощеные, освещенные газовыми фонарями улицы провинциальной австрийской цивилизации растворялись бесследно среди тихо колышущихся, усеянных маками полей ячменя и ржи. Над головой слышалась песня жаворонка, а в рыночный день длинные узкие телеги тянулись по разбитым колеям к городу.

Почти ощутимая пелена почтенной убогости витала над нашим городком в те далекие годы моего детства — атмосфера места, где ничего существенного никогда не происходило и едва ли произойдет до самого судного дня. Уже тогда мне казалось иногда, что главная площадь представляет собой ничто иное как увеличенную копию знаменитых немецких часов эпохи Ренессанса: вот зазвенят колокольчики, и появятся местные видные персоны с женами под ручку. Прокладывая путь между кучками конского навоза, они будут приподнимать шляпу, здороваясь с другими персонами и их женами. Когда пробьет полдень, один из двух потрепанных городских фиакров процокает от станции, везя в гостиницу пассажира. А каждое воскресенье, с апреля по октябрь, отмечается концертом военного оркестра в парке: заводные музыканты исполняют шарманочный репертуар из маршей и вальсов, повинуясь дергающейся палочке в руках усатого заводного капельмейстера.

Но как часто случается, этот фасад непоколебимого покоя был в высшей степени обманчив. В годы моего детства в недрах крошечного Хиршендорфа бушевал вулкан ненависти, способный дюжину раз уничтожить всю Европу и до конца времен погрузить весь мир в войну. Даже если путешественнику и не завязали бы глаз, он вполне мог пропустить Хиршендорф. Причина крылась в том странном факте, что по государственным соображениям у города не имелось названия. К бесконечному удивлению и возмущению лиц непосвященных, вывеска на железнодорожной станции гласила лишь следующее: «Станция №6 северной эрцгерцога Карла дороги, Одербергская ветка».