Австро-Венгерская империя

Последнее, впрочем, было иллюзией: ставка на традиционную политическую элиту Венгрии не только осложняла отношения династии с «непривилегированными» народами королевства, но и ограничивала простор для действий Вены во внешней политике, поскольку венгерские правящие круги, боявшиеся «славянской угрозы», были ориентированы на теснейший союз с Германией. Это отлично сознавали и в Берлине. Еще в 1897 году германский посол в Вене князь Лихновски писал Вильгельму II: «Нынешний [австрийский] централизм стоит на фундаменте дуалистической конституции. Дуалисты – наши друзья; это немцы – помимо мощного национального движения, большая часть… клерикалов, особенно в альпийских землях, – а также нынешние [политические] представители венгров и поляков. Основой дуалистической конституции служит владычество (Vorherrschaft) немцев, венгров и поляков в империи, следствием чего является союз с Германией». Шанс провести радикальное реформирование государственно-политического устройства Венгрии, первым шагом к которому могло стать введение всеобщего избирательного права в обеих частях габсбургского государства, был упущен. 76-летнему Францу Иосифу, усталому, разочарованному и очень осторожному, кардинальные преобразования были не по плечу. А ситуация требовала прямо противоположного – решительных действий, поскольку «вопрос о пересмотре дуалистического компромисса и преобразовании габсбургских владений в федерацию на этнической основе приобретал необычайную остроту… Такое преобразование могло быть успешным лишь в том случае, если бы монархия обеспечила себе поддержку низшей части среднего класса (lower middle classes), крестьян и рабочих разных национальностей по всей империи – может быть, утратив поддержку нейтралистской бюрократии, крупных предпринимателей, офицерства и, возможно, церкви. Иными словами, монархия должна была решить вопрос о том, стоит ли сотрудничество с массами, чьи политические и социальные интересы не обязательно предполагали верность монархическому принципу, того, чтобы лишиться поддержки со стороны классов, которые традиционно служили опорой трона»[97].

Шаг за шагом к катастрофе

Короля и королеву изрубили саблями, а изуродованные тела выбросили из окна на каменные плиты двора. Так в ночь на 11 июня 1903 года закончилось царствование сербской династии Обреновичей. Короля Александра, последнего представителя этой династии, и его жену Драгу убила группа офицеров-заговорщиков, недовольных самовластием взбалмошной и непопулярной королевы, под каблуком у которой находился слабый супруг, коррупцией и воровством, процветавшими при Обреновичах, и проавстрийской политикой Александра, который в этом отношении шел по стопам своего отца Милана. После переворота, вызвавшего ужас и отвращение в европейских столицах, заговорщики позвали на белградский трон уже немолодого принца Петра Карагеоргиевича – потомка «Черного Георгия» (Карагеоргия), героя борьбы за независимость Сербии, воевавшего против турок в начале XIX века.

Событиям в Белграде было суждено оказать немалое влияние на дальнейший ход европейской политики. Новый король Петр I, напуганный страшной участью своего предшественника, находился под сильным влиянием военной верхушки, у которой большой популярностью пользовались идеи великосербского национализма, югославизма и панславизма. Влияние Австро-Венгрии в Сербии стало стремительно уменьшаться, зато столь же быстро росло влияние России. Некоторые представители русских правящих кругов (например, Николай Гартвиг, занимавший пост посла России в Белграде с 1909 по 1914 год) старательно поддерживали в горячих головах сербских политиков мечты о воссоздании средневековой «Великой Сербии» – с включением в нее Боснии и Герцеговины, а также всех земель монархии Габсбургов, населенных южными славянами.