Тогда европейской войны снова удалось избежать. Россия, в отличие от боснийского кризиса, на сей раз занимала более воинственную позицию – в Петербурге тоже имелись «ястребы», внушавшие Николаю II, что пришла пора всей мощью Российской империи поддержать сербов. Однако Франция и особенно Великобритания не хотели ввязываться в общеевропейскую войну из-за конфликта, который казался им частным делом Австро-Венгрии и Сербии. В свою очередь Вильгельму II тоже изменила его воинственность, и 9 ноября 1912 года он заявил своим дипломатам, что «мы не собираемся из-за Албании выступать в поход на Париж и Москву». Сотрудничество Берлина и Лондона, равно заинтересованных в тот момент в сохранении мира, отдалило войну на полтора года. Хотя Австро-Венгрии удалось добиться того, что сербы и черногорцы покинули Албанию, которая обрела формальную независимость, в целом императорская дипломатия не могла похвастаться успехами. Во-первых, в результате Второй балканской войны заметно укрепилась Сербия, которая обрела-таки черты пресловутого «балканского Пьемонта». Во-вторых, австро-сербские отношения после албанского кризиса оказались испорчены еще сильнее, чем после боснийского. В-третьих, столкновение Румынии и Болгарии в ходе второй балканской войны разрушило многие дипломатические комбинации австрийцев, связанные с этими странами. В-четвертых, дороги Австро-Венгрии и Италии, формально остававшихся союзниками, расходились все дальше. «Альянс с нами был для каждого итальянца вынужденным, заключенным в момент изоляции и напряженности в отношениях с Францией, – писал австрийский дипломат Генрих фон Лютцов. – Лишь незначительное, политически опытное меньшинство [итальянцев] понимало выгоды этого союза и положения великой державы, которым [благодаря нему] пользовалась Италия… В сердце каждого итальянца, который интересовался политикой, жила… тихая надежда на то, что Трентино… рано или поздно достанется Италии».
Круг сужался. В 1913–1914 годах в Австро-Венгрии победоносная война представлялась возможным выходом из непростой внутри– и внешнеполитической ситуации уже не только Конраду фон Гетцендорфу. Но все ожидали от грядущего столкновения разного. Австро-немецкие националисты и мадьярская элита надеялись на решительную схватку со славянством, которая позволила бы наконец отбросить Россию далеко в Азию, обескровила славян в самой монархии и навеки подчинила их германскому и венгерскому влиянию. Радикальные славянские, особенно сербские лидеры, напротив, видели в войне возможность покончить с монархией и объединиться со своими соплеменниками в рамках «Великой Сербии». Славянские и румынские политики, лояльные Габсбургам, в свою очередь, рассчитывали «обменять» эту лояльность на расширение прав непривилегированных народов Австро-Венгрии и замену дуализма более справедливой системой.
Но подавляющее большинство обычных жителей Kakanien все-таки уповало на мирный исход, на то, что император, вопреки призывам «ястребов», разрешит проблемы страны, не прибегая к массовому кровопусканию – тем более, что победа в возможной войне была отнюдь не гарантирована. Немало людей связывали подобные надежды не с одряхлевшим Францем Иосифом I, а с тем, кто в любой момент мог прийти ему на смену. С наследником, давно уже дожидавшимся своего часа в венском замке Бельведер, – эрцгерцогом Францем Фердинандом д’Эсте.
Наследник
Необычная церемония проходила в старом габсбургском дворце Хофбург 28 июня 1900 года. В присутствии императора, всех совершеннолетних эрцгерцогов, премьер-министров Цислейтании и Венгерского королевства, министра двора, высших церковных иерархов и знатнейших вельмож монархии 36-летний наследник престола Франц Фердинанд торжественно отказывался от прав дальнейшего наследования за своих еще не рожденных детей и от прав и почестей, полагающихся австрийской эрцгерцогине и будущей императрице, – за свою невесту. Франц Фердинанд намеревался жениться по любви, а за это в монарших семьях часто приходится платить немалую цену.
Хотя его избранница, богемская графиня София Хотек, принадлежала к древнему и довольно знатному, пусть и не очень богатому роду, по рождению она не могла и не должна была стать супругой Габсбурга, тем более будущего императора и короля. И стала ею лишь благодаря любви, настойчивости и упрямству Франца Фердинанда. По странному стечению обстоятельств старый император дал согласие на этот брак 28 июня – ровно за 14 лет до того, как пули сербского юноши Гаврилы Принципа оборвали жизни Франца Фердинанда и Софии. Впрочем, 28 июня 1900 года наследник трона меньше всего думал о смерти. В конце концов, он совсем недавно победил ее, вылечившись от туберкулеза, что по тем временам, не знавшим спасительных вакцин, было подарком судьбы.