Австро-Венгерская империя

То, что исход войны фактически предрешен, в 1917 году сознавали немногие: внешне обстановка на фронтах не давала Антанте надежд на скорую победу. На Западном фронте продолжалась позиционная война, обескровливавшая англичан и французов не в меньшей степени, чем центральные державы: только Франция в 1914–1916 годах потеряла около 900 тысяч человек убитыми и ранеными. Переброска американских войск в Европу шла медленно, к тому же многие европейские военные ставили под вопрос боевые качества американцев, не имевших опыта войны такого масштаба. Несмотря на заверения Временного правительства в верности союзническому долгу, революционный хаос в России вызывал у западных держав справедливые сомнения в том, что эта страна способна продолжать войну. Почти вся Румыния и Балканы были оккупированы армиями Центрального блока. Обстановка представлялась Карлу I и его окружению выгодной для мирных переговоров. При венском дворе вполголоса передавали друг другу фразу, брошенную британским премьером Дэвидом Ллойд-Джорджем: «Не вижу возможности выиграть войну – разве что заключив сепаратный мир с Австрией…».

В качестве посредника для налаживания контактов между Австро-Венгрией и Антантой Карл избрал своего шурина – брата Зиты, принца Сикстуса де Бурбон-Парма. Вместе с младшим братом Ксаверием Сикстус служил офицером в бельгийской армии. (Пармские Бурбоны считали своей родиной Францию, однако вступить после начала войны в ее вооруженные силы принцам не удалось: Французская республика с подозрением относилась к потомкам древней королевской династии; бельгийский король Альберт, естественно, был лишен республиканских предрассудков и позволил братьям воевать под его знаменами). Так называемая «афера Сикстуса» началась обменом письмами между австрийским императором и пармским принцем – через императорского представителя графа Эр-дёди, несколько раз ездившего с этой целью в нейтральную Швейцарию. Сикстус поддерживал контакты с министром иностранных дел Франции Жюлем Камбоном, который сообщил принцу условия французской стороны: Париж настаивает на возвращении Эльзаса и Лотарингии – причем без ответных уступок Германии в колониях; мир не может быть сепаратным ни для одной из держав Антанты; Франция должна исполнить ранее взятые на себя обязательства по отношению к союзникам.

В следующем послании Сикстуса, написанном после встречи принца с французским президентом Пуанкаре 5 марта, содержались обнадеживающие для австрийской стороны намеки на то, что главной военной целью Франции является поражение Германии, «оторванной от Австрии». Императору Карлу недвусмысленно предлагали сепаратный мир. Чтобы подробнее обсудить возможное соглашение, Карл вызвал Сикстуса и Ксаверия в Австрию, куда они со всеми предосторожностями прибыли инкогнито 21 марта. На вилле Эрдёди в Лаксенберге под Веной состоялась серия встреч и консультаций между братьями, императорской четой и графом Чернином. Последний довольно скептически отнесся к возможности сепаратного мира: его целью был мир всеобщий, заключенный не только Австро-Венгрией, но и Германией и их союзниками.

Чернин настаивал на том, что «дело Австро-Венгрии будет окончательно проиграно, если она откажется от альянса с Германией». Такой подход не был следствием германофильства Чернина или неких рыцарских представлений о союзническом долге. Министр просто не хотел закрывать глаза на возможность оккупации дунайской монархии Германией после подписания сепаратного мира; Антанта не успела бы в этом случае оказать Австро-Венгрии сколько-нибудь существенную помощь. Кроме того представлялось весьма вероятным, что сепаратный мир приведет к гражданской войне в государстве Габсбургов: большинство австро-немцев и венгров, несомненно, восприняло бы такой мир как предательство, в то время как славяне поддержали бы его. Таким образом, сепаратный мир нес с собой непосредственную угрозу существованию Австро-Венгрии и, выступая против него, граф Чернин исходил из государственных интересов. Как утверждает французский историк Франсуа Фейтё, «крупной ошибкой императора было то, что он держал рядом с собой человека, который нарушал все его планы и не давал ему, руководствуясь собственным разумом и интуицией, положить конец неестественному союзу с Германией»[152]. Однако конец этого союза мог означать и конец монархии, что никак не входило в планы Карла.