Итак, последние семь лет перед катастрофой западные союзники и Россия находились в одной упряжке. Ее прочность не стоит переоценивать именно потому, что для России и Англии этот союз не являлся
Положение Франции было намного более простым и одновременно более сложным. Простым — потому, что унижение, пережитое французами в 1870—1871 гг., и милитаристско-националистический характер режима Вильгельма II препятствовали мирному урегулированию франко-германского конфликта. Можно сказать, что Франция знала своего врага в лицо и имела достаточно времени для подготовки к решающей схватке. Сложным — потому, что надеяться на реванш Париж мог лишь в случае поддержки со стороны Англии и России, а эта поддержка, как мы уже выяснили, не была само собой разумеющейся. Поэтому именно Франция являлась душой Антанты, и летом 1914 г. французское руководство не испытывало особых сомнений, вступая в войну. Нельзя сказать, что западные державы желали этой войны, но обе они приняли ее: Англия — после долгих колебаний, Франция — практически сразу после того, как стало ясно, что Германия и
Россия не намерены оставаться в стороне от австро-сербского конфликта.
Впрочем, в правящих кругах Италии были деятели, искренне стремившиеся к выполнению союзнических обязательств — например, начальник генерального штаба итальянской армии генерал Поллио, который в сентябре 1913 г. участвовал в совместных маневрах центральных держав и произвел хорошее впечатление даже на такого ярого противника итальянцев, как Конрад фон Гетцендорф. «Его серьезность, спокойствие и внимательность вызывали симпатию и доверие, — вспоминал Конрад. — Мне казалось, что, говоря о верности [Италии] своим обязательствам, он ведет себя честно и открыто...» Но «генерал Поллио не был Италией», — с горечью добавлял начальник австро-венгерского генштаба.