Австро-Венгерская империя

Но главные трудности ждали Австро-Венгрию впереди. Турция, естественно, не согласилась с потерей (пусть и формальной) обширной провинции. Будучи неспособной вести войну, Османская империя, однако, энергично протестовала У великих держав и объявила бойкот австро-венгерским товарам на турецком рынке. Если учесть, что за день до объявления об аннексии Фердинанд Болгарский провозгласил себя царем, а свою страну — полностью независимой (с 1878 г. Болгария номинально имела статус автономного княжества под сюзеренитетом турецкого султана), обстановка на Балканах складывалась действительно непростая. К тому же возмутилась Сербия, правящие круги которой повели себя так, будто это они, а не султан, потеряли Боснию и Герцеговину. Белградское правительство объявило мобилизацию резервистов и выделило дополнительно 16 млн. динаров на покупку оружия и другие военные расходы.

Мотивы поведения короля Петра и его правительства вполне понятны. Во-первых, окончательный переход под контроль Габсбургов Боснии и Герцеговины, где жило немало сербов, делал проблематичным создание в будущем великосербского государства, о чем не переставали мечтать в Белграде. Во-вторых, стратегическое положение Сербии в результате аннексии ухудшилось: теперь она была окружена австро-венгерской территорией с трех сторон. Тем не менее, при всей показной решительности Белграда, сербское правительство действовало с оглядкой на Петербург и не пошло бы на столкновение с Австро-Венгрией без благословения России. Но, несмотря на все возмущение, вызванное аннексией у русской общественности, значительная часть которой ставила знак равенства между понятиями «патриотизм» и «панславизм», такого благословения сербы не дождались.

Россия, ослабленная неудачной войной с Японией и революцией 1905 года, не могла воевать — особенно с учетом того, что из Берлина прозвучали заверения в безусловной верности Германии союзу с дунайской монархией. Извольский, сгорая от злобы и ненависти к австрийцам, тем не менее, вынужден был успокаивать влиятельного сербского политика Н. Пашича, прибывшего в Петербург за поддержкой, и внушать ему, что Сербия должна проявить сдержанность. Однозначно против войны высказался и глава русского правительства П. А. Столыпин: «Не можем мы меряться силами с внешним врагом, пока не уничтожены злейшие внутренние враги величия России — эсеры. Пока же не будет проведена полностью аграрная реформа, они будут иметь силу, пока они существуют, они никогда не упустят ни одного удобного случая для уничтожения могущества нашей Родины, а чем же могут быть созданы более благоприятные условия для смуты, чем войной?»

Единственное, что попыталась сделать Россия — это добиться некой территориальной компенсации для Сербии за «потерю» Боснии и Герцеговины. Эренталь резонно возражал, что сербы ничего не потеряли, однако его ссылки на международное право были в данном случае неубедительны, поскольку, совершив аннексию, Австро-Венгрия сама нарушила решения Берлинского конгресса. Тем временем монархия начала военные приготовления. В начале 1909 г. между немецким и австро-венгерским генеральными штабами шли интенсивные консультации о возможных совместных действиях в случае столкновения с Россией и Сербией (а значит, и с Францией, связанной с Россией союзными обязательствами). Готовность центральных держав, особенно Австро-Венгрии, к войне была неполной. Поэтому Берлин прилагал дипломатические усилия к тому, чтобы нормализовать отношения между Веной и Петербургом.

Между тем дунайская монархия достигла компромисса с Турцией, которая в обмен на ряд экономических уступок и денежное вознаграждение смирилась как с аннексией Боснии и Герцеговины, так и с независимостью Болгарии. Соглашение с Османской империей стало важной победой Эренталя, поскольку тем самым аннексия превращалась из международной проблемы, подлежащей суду великих держав (как это предусматривала статья 25 Берлинского соглашения 1878 года), в проблему двусторонних отношений Австро-Венгрии и Турции. Претензии России и Сербии, равно как и неудовольствие, неоднократно выраженное британским кабинетом, теряли всякую обоснованность.