Австро-Венгерская империя

Зато резко возросла роль министерства иностранных дел. 44-летний граф Оттокар Чернин фон унд цу Худениц, возглавивший это ведомство, был одаренным, честолюбивым, но несколько неуравновешенным человеком. В свое время он принадлежал к «бельведерскому правительству» — кругу советников Франца Фердинанда. Его дипломатическая карьера была непродолжительной и не слишком удачной: занимая должность посла в Румынии, Чернин не сумел предотвратить вступление этой страны в войну на стороне Антанты. Тем не менее молодой император назначил его министром, надеясь, что граф, пользовавшийся репутацией «человека с идеями», придаст новый импульс внешней политике монархии, главной целью которой становилось скорейшее заключение мира. Взгляды Чернина представляли собой причудливую смесь наднационального габсбургского лоялизма, консерватизма и глубокого пессимизма относительно будущего дунайской монархии. Чернин вошел в историю полной горечи фразой о судьбе Австро-Венгрии: «Мы были обречены на гибель и должны были умереть. Но вид смерти мы могли выбрать — и выбрали самую мучительную».

Характеристика Чернина как «бледной тени Меттерниха, отчаявшейся и смятенной» (Taylor, 259), данная ему А. Дж. Тэйлором, на наш взгляд, слишком строга: граф был скорее трагической фигурой, этаким министром-декадентом, и в этом смысле вполне соответствовал эпохе заката монархии. Как и Карл I, Чернин хотел мира. «Победный мир весьма маловероятен, — отмечал он, — необходим компромисс с Антантой, на захваты нечего рассчитывать». Но мир не должен быть заключен любой ценой, полагал Чернин. Различие в подходах монарха и его министра к важнейшей проблеме, стоявшей перед Австро-Венгрией, проявилось очень скоро.

* * *

12 апреля 1917 г. император Карл обратился к своему союзнику Вильгельму II с письмом-меморандумом, написанным, скорее всего, графом Чернином, хотя вопрос об авторстве остается открытым. «Эта война открыла новый этап мировой истории, — говорилось в послании. — Государственный деятель, если он не слеп и не глух, не может не замечать, как с каждым днем становится все сильнее темное отчаяние населения... Если монархи центральных держав окажутся неспособны в ближайшие месяцы заключить мир, это сделают народы — через их головы... Мы воюем с новым противником, еще более опасным, чем Антанта — с международной революцией, сильнейшим союзником которой является голод. Прошу Тебя придать должное значение важности этого вопроса и подумать, не может ли быстрое окончание войны, пусть даже ценой тяжелых жертв, стать препятствием на пути готовящихся переворотов». Февральская революция и падение монархии в России произвели на австрийского императора большое впечатление: пророческие слова о «мире через головы монархов», несомненно, были написаны под впечатлением от российских событий.

Однако в Берлине не услышали призыв Карла I. Более того, за полтора месяца до отправки императорского меморандума, 1 февраля 1917 г., Германия, не поставив предварительно в известность своих союзников, объявила Антанте тотальную подводную войну. Пиратские действия немецких подводников, топивших в Атлантике не только британские и французские, но и американские суда, в том числе пассажирские, стали непосредственным поводом для присоединения США к державам Согласия. С вступлением Америки в войну баланс сил между противоборствующими военными блоками окончательно и бесповоротно изменился в пользу Антанты. Приказ об объявлении подводной войны, подписанный Вильгельмом II, который к тому времени окончательно стал марионеткой в руках германского командования, лаконично прокомментировал начальник канцелярии кайзера Р. фон Валентини: «Finis Germaniae». Поняв, что немцы по-прежнему рассчитывают на победу, в которую он уже не верил, Карл I начал самостоятельно искать пути к миру.