Автобиографические записки.Том 1—2

Потом вдруг из боковой улицы показались не спеша два карабинера. Они что-то прокричали, чем-то помахали, и люди, как стая птиц, разлетелись в разные стороны. Улица мгновенно опустела, казалось, что все это мне приснилось…

Из Ассизи мы поехали в Перуджию. Помню, меня поразил пейзаж из окна вагона. Он мне так напомнил пейзажи на картинах Леонардо, Рафаэля и Перуджино. Прошло несколько сот лет, а он все тот же! Город производит сильное и цельное впечатление. Средневековая архитектура, тяжелая и импозантная. Архитектура Municipio великолепна. И знаменитый фонтан Fonte Maggiore, которым итальянцы так гордятся, действительно очень своеобразен и красив, лучший из этой эпохи. Мы много бродили по улицам, любуясь архитектурой города. Часто готические арки очень живописно перекрывали узенькие улицы, служа контрфорсами. От них кривые тени ложились на дома.

Через несколько дней после нашего приезда во Флоренцию присоединились к нам и наши спутники. Они поселились в той же гостинице, и с этого дня мы все время проводили вместе.

С утра уходили в галереи, церкви, монастыри, подробно все осматривая, а когда в голове начинались от всего виденного утомление и сумбур, мы бежали завтракать к Мелини, на Виа Кальцаиоли. Завтрак проходил весело. Мы обменивались нашими впечатлениями, спорили, смеялись, подбадриваемые приятным тосканским вином. Потом, купив по дороге прекрасных фруктов, отправлялись домой, чтобы в прохладном полумраке комнаты отдохнуть, пережидая полуденный зной.

Раздвинув слегка зеленые жалюзи, чтобы пропустить немного света, я дорисовывала сделанные утром рисунки и покрывала их красками.

Показывали друг другу наши приобретения. Мне удалось найти несколько книг XVII века с деревянными гравюрами: Библию, Евангелие, Ариоста — «Орландо Фуриозо», Иосифа Флавия — «Историю евреев»[344] с отличными гравюрами пророков и прелестную книжку в пергаментном переплете Овидия Назона — «Метаморфозы», содержавшую 73 деревянные гравюры художника Назини.

Мы еще увлекались фронтисписами старинных книг. Букинисты складывали старые ненужные книги в большие кучи в углу своих лавок, чтобы зимой ими топить печи. Они разрешали нам вырезать из этих книг заглавные листы, которые по шрифту и стилю были великолепными образцами книжного искусства.

Отдохнув от жары, мы опять бежали на улицу к художественным красотам Флоренции.

С первого моего путешествия я многое помнила и с гордостью водила Адю и Сергея Васильевича по знакомым местам, с интересом наблюдая, как они на все реагируют.

Еще больше, чем в первый мой приезд во Флоренцию, скульптурный гений Донателло вызывал во мне глубокое чувство преклонения. При этом сейчас же возникал образ другого гения Италии — Микеланджело Буонарроти. Но я должна признаться, что Донателло на меня производил в то время более сильное и глубокое впечатление. Создания Микеланджело полны величавости, силы, экспрессии. Его фигуры, хотя и в покое, всегда готовы к движению. Мышцы их напряжены до крайнего предела. Пафос фигур доведен почти до крика. К впечатлению величия примешивается во мне какое-то тревожное чувство: вот-вот сейчас творец перейдет известную границу.

Донателло прост, реалистичен и ясен. Но в его простоте кроется бесконечно много проникновенной глубины, своеобразия и дерзания художника. Он, например, передает юную прелесть юноши с необыкновенной грацией и в то же время с острым реализмом и с изысканным, присущим ему стилем (стиль как выражение синтеза). Поражает в Донателло также острота наблюдения, и трепет жизни чувствуется в каждом его произведении.

Да простят мне неумелую характеристику двух гениев Италии. Я только пыталась объяснить, почему я предпочитаю Донателло Микеланджело…

Каждый вечер я засыпала с мыслью, что завтрашний день будет таким же светлым праздником, как только что ушедший. Наши спутники были внимательны к нам. Я с радостью замечала, как Сергей Васильевич с каждым днем становился спокойнее и бодрее. Все чаще на его суровом лице мелькала внезапная улыбка, точно луч солнца освещал его.

В[ладимир] Я[ковлевич] был положительно неутомим. Когда мы в изнеможении от переполняющих нас впечатлений возвращались домой, он, бодрый и свежий, оставляя нас, убегал еще куда-то что-то досмотреть.

Я успевала много работать (впоследствии многие из флорентийских моих акварелей были воспроизведены в книге «Сады и парки» В.Я. Курбатова. Издательство Вольф)[345].

Все кругом было так прекрасно и светло. Один только раз я совершенно неожиданно была озадачена и даже напугана, но скоро забыла, не придавая этому должного значения.