Автобиографические записки.Том 1—2

На его вершине — развалины старинного замка. Бургосский собор очень красив. Он основан в 1221 году. Построен из белого известняка, аналогичного мрамору. Строился он на протяжении трехсот лет. Трудно передать словами его красоту. Стиль готический, заимствован, видимо, у французов, но претворен гением строителей в нечто отличное от французской готики. Он не так воздушен, не так стремительно несется вверх, как, например, собор в г. Шартре или Сент-Шапель в Париже. Он шире, массивнее, реальнее. От времени собор принял желтоватый, горячий колорит. Был он так красив! Мне не хотелось от него уходить!

Поднялись на холм, к развалинам замка, оттуда открывался пленительный вид на город, собор и на окрестности вокруг. Потом гуляли по обширному бульвару Пазео-дель-Эсполон, украшенному статуями королей. Бродили по маленьким старинным улицам. Я рисовала. Попали случайно на народную ярмарку с каруселями и со всякими забавными зрелищами. Особенно нас удивило шествие грандиозных кукол, достигавших второго этажа домов. По-испански их зовут «Джигантонес и Джигантиллос». Среди них были куклы, изображавшие короля и королеву, патера, кормилицу, крестьян, мавров, цыган и цыганок. Вся эта процессия двигалась по улицам города, сопровождаемая оживленной и смеющейся толпой…

* * *

Следующий город был Мадрид — столица Испании. Поселились мы в отеле «Терминус», недалеко от центра.

Конечно, сейчас же по приезде помчались в галерею Прадо[554]. Какие сокровища мы там увидели! Шестьдесят вещей Веласкеса. Целый зал его произведений! Боже мой! Какие шедевры! Мне хотелось сразу все видеть, но и я вначале быстро перебегала в глубоком восхищении от одной картины к другой. Потом, немного овладев собой, я более спокойно и подробно принялась за их осмотр.

Прошло тридцать лет с тех пор, но воспоминание о пережитых чувствах, вызванных этими картинами, живет свежо и незабываемо в моей душе. Такова была сила впечатления от них. Многие я давно уже знала по снимкам. Буду говорить только о тех картинах Веласкеса, которые особенно ярко сохранились в моей памяти.

Картина «Статс-дамы» («Las Meninas») совершенно очаровала и покорила меня. На ней художник изобразил самого себя, в то время, когда он пишет портрет Филиппа IV и его жены Марианны. Между ним, королем и королевой стоит маленькая принцесса Маргарита, окруженная статс-дамами, которые ее занимают и развлекают. Группа, полная движения, правды и необыкновенной прелести. С правой стороны картины изображены карлица, карлик и большая собака.

Передний план освещен дневным светом. В глубине комната тонет в мягких, сумеречных тенях. За спиной у художника висит зеркало, в котором видны позирующие король и королева.

Вся эта картина — олицетворение жизни, правды и непревзойденного мастерства. Тонко, верно переданы разные планы групп в их световой перспективе. Живопись проста, никакого брио, никакой манерности, никакого желания у художника блеснуть своей техникой.

Все тонко, характерно, жизненно и вдохновенно.

Картина «Сдача Бреды» («Las Lanzas»), кроме совершенства техники, привлекательна по своей трактовке Веласкесом этого исторического эпизода — передача ключей крепости голландским комендантом испанскому полководцу Спиноле. В позе и движении испанского полководца чувствуется столько благожелательного отношения к своему побежденному противнику. Группы воинов обеих сторон жизненны и естественны в своих движениях и живописно рисуются на фоне широкого пейзажа. Двадцать восемь копий испанских воинов удачно нарушают однообразную линию пейзажа и сосредоточивают взгляд зрителя на средней, главной группе…

Картина «Ткачихи ковров» («Las Hilanderas») великолепна по передаче нежнейших переливов света, который обвевает контуры действующих лиц. Фигуры работниц в их непринужденных движениях убедительны и жизненны. Воздушное пространство, в котором играет солнечный луч, передано с полным совершенством. Я не припомню ни одного из старинных художников, который так близко подошел бы к XIX веку с его пленэром и импрессионизмом, как Веласкес, как этот гениальный севильянец[555].

Теперь о портретах Веласкеса. Они бесчисленны и рассеяны по всем галереям мира.

В Прадо я видела ранней работы Веласкеса поясной портрет Филиппа IV в молодости и другой его портрет во всем черном, в простой и благородной позе. Я вспоминаю портреты более позднего времени: Филиппа IV, его брата Фердинанда и малолетнего сына короля — дона Бальтазара — все в охотничьих костюмах. Еще видела портреты Филиппа IV на коне, также его всемогущего министра герцога Оливареса и портреты карликов и шутов короля[556].

Когда я смотрела на все эти портреты, я думала: «Какие непривлекательные, неинтересные модели для художника были король Филипп IV и все его близкие». Апатия, расслабленность отражались на их бесцветных лицах. Никаких признаков внешней красоты форм, линий, колорита. У женщин безобразные, сковывающие их движения платья. И, несмотря ни на что, портретный гений Веласкеса проявил себя во всю свою глубину и силу.