Автобиографические записки.Том 1—2

Портреты поражают своей жизненной правдой, простотой и необыкновенным умением передать внутреннюю сущность модели, ее характерные черты. При этом чувствуется, что Веласкес скорее подчеркивал неприятные черты модели, чем их прятал или смягчал. Может, потому они так глубоко убедительны.

Живопись доведена до высшего совершенства. Если можно так выразиться, до «самоотречения». Она не есть цель художника. Она для Веласкеса есть только совершенный способ на холсте создать жизнь в ее глубокой правде. «Одухотворение холста» — вот чего достиг художник в своих работах.

Стою перед портретом, и мне кажется, что человек на портрете жив, что он дышит, что сейчас шевельнется. Подойдешь ближе, к самому холсту — тонкий, еле заметный слой краски лежит на нем. Ткань холста, его нити ясно видны через прозрачный слой краски. Как будто ничего на холсте нет. Нет следа кисти. Чем создавал художник свои произведения — воздухом, светом?

Веласкес — величайший портретист из всех художников мира. Я мысленно пробовала его сравнить с другими старинными мастерами. Вспоминала портреты Рубенса — грубы, вульгарны. Портреты Ван Дейка — манерны, слащавы. Даже Тициан, Тинторетто, у которых Веласкес бывал в Венеции и, может быть, учился, кажутся при сравнении с ним как-то тяжелы, чувствуется «краска» (в лучшем смысле слова).

Вспоминала художников: Леонардо да Винчи, Рембрандта, Корреджо и многих других. Они владели в совершенстве живописью, формой, композицией — всеми элементами, составляющими сущность прекрасной живописи. Глядя на произведения Веласкеса, не думаешь о живописи. Он просто дает на холсте трепещущую жизнь во всей ее мудрой простоте. Он маг, он волшебник, он гений! Отсюда понятно мое преклонение перед ним. Еще в моей памяти встают его картины более раннего периода, где живопись более осязательная, более корпусная. «Кузница Вулкана», «Пьяницы» («Los Borrachos») и два пейзажа виллы Медичи в Риме[557]. В этих пейзажах Веласкес широкой, свободной манерой передал свет и воздух окружающей природы. С трудом уходишь от его картин.

Дальше в галерее я видела других испанских великих художников: мрачного, трагичного реалиста Рибейру, Сурбарана с картинами, полными молитвенного аскетизма и величественного покоя. Наконец, знаменитого Мурильо. Я никогда не любила его за какую-то сладкую мягкость и нежность[558].

Отдельно от этой группы испанских художников стоит Доменико Теотокопули (Эль Греко), критский грек, который в 1575 году поселился в г. Толедо, где главным образом работал. Он был учеником Тициана и Тинторетто, но скоро отошел от традиций итальянской школы и выработал свой собственный, своеобразный стиль. Вот его-то произведения, как я уже говорила, нам не удалось застать собранными на его персональной выставке.

Живопись Теотокопули полна богатой, насыщенной, красочной силой. В Прадо я видела его «Крещение», «Распятие» и «Воскресение» и потом много его вещей — в городе Толедо[559]. Сочетание его красок очень неожиданно, особенно для того времени. В его колорите, в его живописной гамме преобладают тона: серый, желтый, синий. Получается своеобразная, удивительной красоты гамма красок. Кисть его нервная, возбужденная. Человеческие фигуры вытянуты, часто в напряженных, неестественных позах. Но каждая его картина в общем своем колористическом ансамбле действует на зрителя как могучий и своеобразный звуковой аккорд.

Теотокопули не только имел влияние на искусство последующих поколений испанских художников, включая сюда и великого Веласкеса, но влияние его отразилось и на произведениях европейских художников XX века.

Еще великий Гойя. Как живописец он остался мне чужд, особенно рядом с Веласкесом. Но его бесчисленные рисунки, офорты, литографии, совершенные по исполнению, поражают огненным темпераментом и остротою восприятия жизни со всеми ее отрицательными сторонами. Но все искусство Гойи с его демонизмом и дикой фантастикой мне было тяжело и неприятно[560].

Не могу не упомянуть о великолепном собрании французов — «жемчужине» Прадо. Никола Пуссен, Клод Лоррен и Ватто сверкают красотой и радуют душу своей восхитительной живописью[561].

Посетителя галереи удивляет необыкновенная сохранность и свежесть картин, находящихся там…

* * *

Каждый день, пока мы были в Мадриде, мы ходили в Прадо и там без конца пропадали. Под влиянием этих впечатлений все остальное как-то померкло в наших глазах.

Сам город мало привлек наше внимание. Он был раскален летним солнцем, и трудно было его обозревать. Наблюдали на улицах испанскую толпу. В ней преобладал черный цвет. Испанки, несмотря на палящее солнце, ходили без шляп и зонтиков, в легких кружевных косынках, закрываясь от солнца веерами. Если в толпе проходила дама в шляпе и перчатках, это был неоспоримый признак, что она иностранка. Испанки прекрасны в ранней юности, так же как и итальянки, но они быстро с возрастом полнеют, и неуловимая юная прелесть отлетает от их красоты.