Автобиографические записки.Том 3

Постоянно приходится узнавать о разных потрясающих случаях, неожиданных, страшных и жестоких. Я стараюсь на них не останавливаться. Достаточно наших газет и помещенных в них сведений о зверствах гитлеровцев. Душа переворачивается от ужаса. Зверства их мы испытали и на нашей шкуре.

Под вечер зашла ко мне Вера Александровна Белкина. Борется за жизнь свою и мужа. Очень осунулась, глаза стали мудрые. Она бодра и энергична. Ведет себя эти два года героиней. Вениамин Павлович слабее жены.

Большинство мужчин, если их жены эвакуировались и они оставались одни, очень слабо сопротивлялись трудностям нашей жизни и погибали скорее, чем женщины».

Дневник от 13 августа 1943 года

«…Пишу акварелью и себе удивляюсь — такое я испытываю удовольствие: нет больше счастья, чем работа. Я влюблена в натуру, которую сейчас изображаю. Это просто открытое окно в моей комнате. Около него письменный стол, на нем лампа. Большое стоячее зеркало и стул у окна. На подоконнике книга. За окном ветви деревьев. Блики вечернего солнца светятся на полу, на подоконнике и отражаются в зеркале[234].

Желание работать проснулось, наконец, во мне после долгого времени апатии. Вероятно, причина в моем физическом истощении. Это та страсть, которая всю жизнь владела мной, с самого детства и до теперешних дней. Иногда литературная работа на некоторое время вытесняла кисти и краски, но только на время. А потом влечение к моему любимому искусству всегда брало верх…»

Дневник от 16 августа 1943 года

«…Впереди радость — мне обещали электричество! Неужели я дождусь того мгновения, когда на моем столе загорится светлая лампа, при которой можно будет работать и читать. Два года сидеть и работать при коптилке! Или, в лучшем случае, при маленькой кухонной лампе…»

Дневник, от 24 августа 1943 года

«…Вчера сообщили по радио, что Красная армия освободила Харьков. Какая для нас радость! Мы всеми мыслями и сердцем связаны с нашими героями. Но к сожалению, уже не раз мы замечали, что после нашего успеха обозленные фашисты будут мстить бедному городу… Так и вышло. Я угадала. В 11 час[ов] 30 мин[ут] начался очень сильный обстрел Ленинграда.

Я не говорю и не пишу о всех кошмарных случаях, о которых мне рассказывали близкие люди — свидетели их, и в правдивости которых я не сомневаюсь. Эти случаи так ужасны, что человеческая фантазия не могла бы их придумать. И при этом жизнь вечно творящая, несмотря ни на что, пробивается повсюду. Люди, не глядя на обстрелы и бомбы, работают, творят, двигают культуру, и это дает право думать о бессмертии нашего народа.

Открылась выставка картин В.М. Конашевича, чудесного художника[235]. Собралось много народу. Было празднично и оживленно. Все любовались и наслаждались прекрасными вещами. Многие забыли, что они в осажденном городе, что кругом горе и несчастье! Вот такие чудеса творит искусство. Оно дает радость и покой.

Окончила II том моих „Записок“. Не могу судить, как он вышел. Писала я его в трудное время. Писала часто в ванной комнате. Положу на умывальник чертежную доску, на нее поставлю чернильницу. Впереди, на полочке, коптилка. Здесь глуше звучат удары, не так слышен свист летящих снарядов, и потому легче собрать разбегающиеся мысли и направить их по должному пути.

Окружающие тяжелые события и мои страдания были полным контрастом той счастливой полосе моей жизни, которую я в то время описывала и которая так давно была мною пережита. Тем труднее было писать. Надо было свои теперешние чувства и мысли держать на строгой узде».

Дневник от 15 октября 1943 года

«…Сегодня утром, до начала обстрела, успела отвезти Загурскому в Управление по делам искусств рукопись второго тома моих „Автобиографических записок“.

Вчера получила письмо с фронта от совершенно незнакомого мне лица. Письмо человека образованного и, видимо, впечатлительного и тонкого.

Письмо приятное, трогательное и дающее мне глубокое удовлетворение. Если верить этому письму и правдивости переживаемых этим человеком чувств, вызванных моим искусством, то приходишь к сознанию, что задачу, которую я поставила перед собой, — приносить народу радость своим искусством, — я разрешила. А не верить этому письму нет никакого основания. Я убеждена, что оно правдиво! Мне так этого хочется, оно меня трогает до глубины души.

Пришло еще письмо из Иркутска, такое же ласковое и трогательное, от совсем незнакомой мне гражданки. Пишет, как она любит мое творчество.

На днях несколько членов Центрального дома работников искусств прислали мне из Москвы приветствие, которое меня глубоко взволновало и порадовало. Привожу его дословно:

„Милая Анна Петровна!

Сегодня вечером, 21 октября 1943 года, собравшись на очередную „среду“ в Центральном доме работников искусств, мы слушали замечательные стихи Натальи Васильевны Крандиевской о славном героическом Ленинграде.