Следом за этим размещено нечто вроде бюллетеня, какой обычно выпускается ежедневно, когда какой-нибудь король или другая экстраординарная особа провела благоприятный день и чувствует себя лучше, – факт, который неизвестно почему должен заинтересовать, ободрить и успокоить остальную часть человечества.
Сыновья и дочери Джея Гулда вращаются ныне в том, что называется высшим обществом, аристократическим обществом Нью-Йорка. Одна из его дочерей, лет десять – двенадцать назад, вышла замуж за француза, шумного и глупого грубияна, игрока и джентльмена, и согласилась заплатить его долги, которые достигли суммы в миллион или около этого. Но она согласилась заплатить только имевшиеся долги, а не будущие. Будущие же стали ныне настоящими и колоссальны по размеру. Сегодня она начала бракоразводный процесс со своим захудалым приобретением, и сочувствие и симпатии света на ее стороне, как и должно быть.
Кинни отправился на Уолл-стрит, чтобы стать Джеем Гулдом и вершить заклание простаков. Затем он исчез из поля зрения. В течение тридцати пяти лет я ни разу его не видел и ничего о нем не слышал. Затем я наткнулся на Бродвее на очень жалкого и обтрепанного бродягу – это было несколько месяцев назад, – и этот бродяга одолжил у меня тридцать пять центов, чтобы купить пару стаканчиков выпивки, полагаю. У него был изрядно утомленный вид, и, похоже, они ему действительно требовались. Это был Кинни. Вся щеголеватость с него сошла, в облике его читались возраст, запущенность, заботы и нечто показывающее, что долгая борьба окончена и с поражением смирились.
Характер мистера Лэнгдона был составлен, весьма исключительно, из совершенств. Я думаю, что в нем также присутствовали величие и размах и что они бы проявились, если бы его деятельность пролегала на широком поприще, а не в небольшой и малозаметной сфере. Однажды он находился в пяти минутах от того, чтобы стать крупным железнодорожным магнатом Америки.
Вторник, 20 февраля 1906 года
Флоренция, Италия, 19 февраля. Миссис Мэри Уилкс, вдова контр-адмирала Уилкса, ВМС США, умерла в возрасте восьмидесяти пяти лет.
Именно такие вот траурные объявления помогают мне осознать, как долго я живу. Они разгоняют туман с дороги моей жизни и дают мне ухватить краем глаза ее начало – увидеть на мгновение те события, что кажутся невероятно далекими.
Когда я был мальчиком десяти лет, в той деревушке на реке Миссури, которая в те времена была неизмеримо далека от любого места, имя исследователя Уилкса было у всех на устах – точь-в-точь как сейчас имя Рузвельта. Сколько шуму оно наделало, и какая замечательная слава! Каким далеким и неслышным стало оно теперь! А слава потускнела и свелась к традиции. Уилкс открыл новый свет и был вторым Колумбом. Этот мир потом превратился главным образом в лед и снег. Но он не весь был льдом и снегом – и в наши дни мы заново его открываем, и мировой интерес к нему ожил. Уилкс был удивительным феноменом в другом отношении, ибо он отправился путешествовать на своих судах по земному шару и видел собственными глазами его отдаленнейшие уголки, сказочные страны – названия и места, которые существовали скорее в виде призраков и слухов, чем в виде реальностей. Но теперь все ездят в эти места на прогулки и летние экскурсии, и из этого невозможно извлечь никакой славы.
Одним из последних визитов, что я нанес во Флоренции – с тех пор минуло два года, – был визит к миссис Уилкс. Она прислала мне письмо с приглашением, и мне казалось главой из романа и чем-то невероятным, что я вижу нежное лицо той, что делила с мужем его давно увядшую славу. Мы беседовали о повседневных вещах, но мыслями я был далеко. Я путешествовал среди метелей, плавучих льдин, туманов и тайн Антарктики вместе с молодым тогда мужем этой очень пожилой женщины. Ничего примечательного не было сказано, ничего примечательного не случилось. Тем не менее редко какой визит впечатлял меня так сильно, как этот.
Вот приятное и желанное письмо, которое погружает меня в события старины.