Автобиография

В продолжении сорока лет я получаю в среднем по дюжине писем в год от незнакомых людей, которые меня помнят или чьи отцы помнят меня мальчиком и молодым человеком. Но эти письма почти всегда вызывают разочарование. Я не знал ни этих незнакомцев, ни их отцов. Я не слышал имен, которые они упоминают; события, к которым они привлекают мое внимание, не случались в моей жизни – все это означает, что эти незнакомцы ошибочно принимают меня за кого-то другого. Но наконец этим утром я получил приятное разнообразие в виде письма от человека, который оперирует именами, что были знакомы мне в детстве. Адресант вложил в конверт газетную вырезку, которая кочевала по прессе в течение четырех или пяти недель, и он хочет узнать, действительно ли его брат, капитан Тонкрей, был прообразом «Гекльберри Финна».

СМЕРТЬ «ГЕКЛЬБЕРРИ ФИННА»

Прообраз знаменитого марктвеновского персонажа вел тихую жизнь в Айдахо.

[по телеграфу для «Таймс»]

УОЛЛАС (штат Айдахо), 2 февраля. [Эксклюзивное сообщение.] Капитан А.О. Тонкрей, общеизвестный как Гекльберри Финн и, как утверждают, прообраз знаменитого марктвеновского персонажа, был найден мертвым сегодня утром в своей комнате в Мюррее; смерть наступила от сердечной недостаточности.

Капитану Тонкрею, уроженцу Ганнибала, штат Миссури, было 65 лет. Он ходил на пароходах по рекам Миссисипи и Миссури, часто общаясь в молодости с Сэмюэлом Л. Клеменсом, и традиционно считается, что Марк Твен впоследствии использовал Тонкрея как прототип для своего Гекльберри Финна. В Мюррей он приехал в 1884 году и вел там с тех пор тихую жизнь.

Я ответил, что Гекльберри Финном был Том Блэнкеншип. Поскольку автор письма, очевидно, знал Ганнибал сороковых годов, он легко вспомнит Тома Блэнкеншипа. Отец Тома был там одно время городским пьяницей – исключительно четко выраженная неофициальная должность тех дней. В этом он стал преемником Генерала Гейнса и какое-то время был единственным и единоличным исполнителем этой должности. Но потом Джимми Финн доказал свою компетентность и оспаривал у него это место, поэтому у нас какое-то время было два городских пьяницы – и это создавало в том селении такое же неудобство, какое переживал христианский мир в четырнадцатом столетии, когда одновременно существовали два папы.

В образе Гекльберри Финна я вывел Тома Блэнкеншипа, точь-в-точь каким он был: невежествен, немыт, недокормлен, – но у него было лучшее сердце, какое когда-либо имел мальчик. Его свободы были ничем не ограничены. Он являлся единственным по-настоящему независимым человеком в общине – будь то мальчик или взрослый мужчина, и вследствие этого был неизменно и безмятежно счастлив, и мы все ему завидовали. Мы его любили, мы наслаждались его обществом. А поскольку его общество запрещалось нам родителями, запрет утраивал и учетверял его ценность, а значит, мы искали и получали его общества больше, чем любого другого мальчика. Я слышал четыре года назад, что он состоит мировым судьей в отдаленной деревушке в Монтане, является добрым гражданином и пользуется большим уважением.

Во время пребывания Джимми Финна в своей должности он не был привередлив или излишне разборчив, он был величественно и великодушно демократичен – и спал на дубильном дворе, вместе с собаками. Мой отец как-то пытался его перевоспитать, но не преуспел. Мой отец не был профессиональным реформатором. Реформаторский дух в нем был порывист и хаотичен. Он вспыхивал лишь временами, со значительными промежутками. Однажды он пытался перевоспитать индейца Джо. Эта затея тоже провалилась. Она провалилась, и мы, мальчишки, были рады, ибо пьяный индеец Джо был нам интересен и был для нас благодеянием, в то время как трезвый индеец Джо являл собой безотрадное зрелище. Мы наблюдали за экспериментами моего отца с изрядной долей беспокойства, но все вышло хорошо и мы были удовлетворены. Индеец Джо стал напиваться чаще, чем прежде, и бывал нестерпимо интересным.