Зловещий паралич продолжается. Появился легкий оттенок – чрезвычайно легкий оттенок в колонках писем, оттенок сердитых упреков президенту, который назвал это подлое избиение «блестящим ратным подвигом» и который в тот единственный раз похвалил наших мясников за то, что «защитили честь флага». Но едва ли в этих газетных колонках присутствует хоть намек о ратном подвиге.
Надеюсь, это молчание продолжится. Оно, как мне кажется, почти столь же красноречиво и столь же уничтожающе эффективно, как могли бы быть самые негодующие слова. Когда человек спит при шуме, его сон безмятежно продолжается, но если шум стихает, тишина пробуждает его. Это молчание продолжается уже пять дней. Определенно оно пробуждает дремлющую нацию. Безусловно, нация должна задаваться вопросом, что это значит. Пятидневное молчание, следующее за ошеломившим мир событием, не встречалось на этой планете с момента изобретения ежедневной газеты.
На званом завтраке, устроенном вчера, с тем чтобы пожелать счастливого пути Джорджу Харви, который уезжает сегодня на каникулы в Европу, весь разговор шел о «блестящей победе нашего оружия», и ни у кого не нашлось об этом слов, которые президент, или генерал-майор доктор Вуд, или получивший ущерб Джонсон сочли бы комплиментарным или пригодными для того, чтобы вставить их в наши исторические хроники. Харви сказал, что уверен: потрясение и позор от этого эпизода будут все глубже и глубже въедаться в сердца нации, растравлять их и производить свои результаты, а это разрушит Республиканскую партию и президента Рузвельта. Я не могу поверить, что это предсказание сбудется, по той причине, что пророчества, которые обещают что-то ценное, желательное, хорошее, стоящее, никогда не сбываются. Сбывшиеся пророчества этого рода – как войны, которые ведутся во благо: они столь редки, что не в счет.
Позавчера телеграмма от счастливого генерала Вуда была по-прежнему приподнятой по тону. В ней по-прежнему присутствовало гордое упоминание и уточняющее описание того, что он называет ожесточенным рукопашным боем. При этом доктор Вуд, похоже, не подозревал, что, как говорится, выдал себя с головой: если бы происходил какой-то ожесточенный рукопашный бой, то девятьсот рукопашных бойцов, если они по-настоящему ожесточены, непременно бы уничтожили больше пятнадцати наших солдат, прежде чем их последние мужчины, женщины и дети погибли.
Что ж, вчера днем в депешах появилась новая нота – всего лишь едва уловимый намек на то, что генерал Вуд собирается снизить тон и начать извиняться и объясняться. Он заявляет, что берет на себя полную ответственность за сражение. Это показывает, что он осведомлен, что здесь, посреди молчания, присутствует скрытая предрасположенность кого-то обвинить. Он говорит, что не было «произвольного уничтожения женщин и детей, хотя многие из них и были убиты в силу необходимости, потому что моро использовали их в качестве щита в рукопашном бою».
Это объяснение лучше, чем ничего, значительно лучше, чем ничего. Тем не менее, если было столько рукопашных схваток, то, должно быть, наступило время, ближе к концу четырехдневной резни, когда в живых остался только один абориген. На нашей стороне было шестьсот человек, мы потеряли только пятнадцать, почему шестьсот человек убили одного оставшегося – мужчину, женщину или ребенка?
Доктор Вуд сочтет, что объяснения не по его части. Он сочтет, что когда человек имеет в себе надлежащий дух и надлежащую силу под своим командованием, то легче перебить девятьсот безоружных животных, чем объяснить, почему он столь безжалостно довел дело до полного конца. Далее он предоставляет нам вот эту неожиданную вспышку бессознательного юмора, которая показывает, что ему следует редактировать свои рапорты, прежде чем отправлять их по телеграфу:
– Многие моро симулировали смерть и убивали американских санитаров, которые облегчали страдания раненых.