Автобиография

Реальная польза была совсем другой и совершенно непреднамеренной. Во-первых, тот факт, что Либеральная партия продемонстрировала близость своего подхода к лейбористскому, дал предупреждающий знак потенциальным сторонникам консерваторов, которые по каким-то причинам флиртовали с идеей голосовать за либералов как за более цивилизованную альтернативу социализма. Пакт, таким образом, укрепил нашу поддержку. Во-вторых, я теперь понимаю, что в марте 1977 года мы еще не были готовы сформировать то правительство, которое смогло бы добиться долгосрочного изменения политического курса, приведшего Британию к упадку. Ни теневой кабинет, ни парламентская фракция, ни, по всей вероятности, электорат не были бы готовы принять необходимое, но неприятное лекарство, потому что не видели еще, как далеко зашла болезнь. Все изменилось лишь после забастовок зимой 1978–1979 года. Наконец, возрождение правительства было настоящим, пусть и хорошо замаскированным благословением для меня. Я извлекла много пользы из двух последующих изнурительных лет в качестве лидера оппозиции. Я научилась, как добиваться того, чего я хочу, даже притом, что я всегда оказывалась в меньшинстве в теневом кабинете. Я также стала более эффективным участником прений, оратором и участником предвыборных кампаний, все это сильно пригодилось мне на посту премьер-министра. Кроме того, наверное, у меня была возможность продемонстрировать самой себе и остальным наличие у меня неуловимого «инстинкта» знать, что чувствуют обычные люди, – качество, с которым или без которого, я подозреваю, ты рождаешься, но которое обостряется и полируется в трудных ситуациях.

Но так как политическая реальность никогда не была хуже, чем во времена заключения либерально-лейбористского пакта, мы на самом деле столкнулись с более серьезными проблемами, чем казалось комментаторам. Наша популярность во многом отражала мощную реакцию на неудачи лейбористского правительства. Теперь, когда был наведен некоторый порядок в государственных финансах, мы были обязаны предложить свою собственную альтернативу. Нам нужно было ясно и убедительно представить альтернативный анализ и комплекс политических решений. Со своей стороны я очень хотела это сделать. Но я знала, что по таким центральным вопросам, как сила профсоюзов, политика доходов и государственные расходы, в теневом кабинете все еще не было найдено согласие между меньшинством, которое на корню отвергало подход, применявшийся между 1970 и 1974 годами, и большинством, которое в большей или меньшей степени хотело следовать по тому же пути. Все вредоносные разногласия, которые мучили нас все эти годы и которые мы отчаянно пытались свести к минимуму, соглашаясь «принять решение», коренились в этой базовой проблеме. В конечном счете, она влияла не на технологию политического управления, но лишь на бесконечно более трудный процесс прояснения мыслей и изменения позиций.

Затем то, что стало известно как «дело „Грунвика“, ворвалось на политическую сцену. Это был явный случай ужасающего злоупотребления силой профсоюзов. Парадоксальным образом это нанесло политический вред и нам, на кого профсоюзы смотрели с нескрываемой враждебностью, и лейбористам, которые были их друзьями и даже иногда клиентами.

«Грунвик» была среднего размера компанией по фотообработке и печати, располагавшейся в северо-западной части Лондона и руководимой динамичным предпринимателем англо-индийского происхождения Джорджем Уордом; в числе сотрудников были в основном иммигранты. Конфликт летом 1976 года завершился забастовкой нескольких рабочих и последовавшим их увольнением. Это разрослось в борьбу между менеджментом компании и профсоюзом АПЕКС, который впоследствии принял в свои члены уволенных работников и потребовал «признания». Это давало профсоюзу право вести переговоры от имени своих членов, работающих в компании. В результате АПЕКС потребовал возвращения уволенных рабочих на их рабочие места.

Со своей стороны «Грунвик» утверждала в суде, что увольнение было совершенно законным, даже согласно новому лейбористскому закону о профсоюзах, который, по сути, профсоюзы написали сами. Согласно существующему закону, никто из тех, кто был уволен, не мог быть принят обратно, если не были приняты все, а в некоторых случаях это была просто слишком давняя вражда. «Грунвик» утверждала также, что, согласно поведению АПЕКС в других компаниях, их целью было превратить компанию в «закрытое предприятие», принимающее на работу только членов профсоюза. В итоге тайное голосование, проведенное «МОРИ» и «Гэллап», показало, что большинство сотрудников компании «Грунвик» – свыше 80 % – не хотели вступать в АПЕКС или любой другой профсоюз.