Кроме того, по сути взгляды Теда казались мне совершенно ошибочными. Не было смысла поддерживать политику, которая разрушилась до такого состояния, что ее невозможно было восстановить, даже если это могло принести пользу (которой бы не было, за исключением очень короткого периода). Кроме того, хотя оппозиция по отношению к централизованному насаждению политики доходов означала, что мы оказываемся в компании очень странных союзников, включающей экстремистски настроенных профсоюзных активистов, бунт против централизации и эгалитаризма был в своей основе здоровым. Как консерваторам, нам не следовало неодобрительно относиться к людям, получающим достойное вознаграждение за использование своего ума или сильных рук, чтобы производить то, что хочет потребитель. Конечно, когда такой подход был охарактеризован как оппортунистский даже теми, кто якобы был на нашей стороне, и когда сюда добавилось открытое несогласие, как теперь, между такими министрами теневого кабинета, как Джим Прайер и Кит Джозеф, было трудно заставить, чтобы такой анализ был принят всерьез. Но на самом деле он был важнейшей частью моей политической стратегии и взывал к тем, кто традиционно не голосовал за Консервативную партию, но кто хотел больших возможностей для себя и своих семей. Так что я адресовала мою речь на конференции напрямую членам профсоюзов:
«Вы хотите более высокой зарплаты, лучших пенсий, более короткого рабочего дня, больше государственных расходов, больше инвестиций, больше, больше, больше, больше. Но откуда это «больше» возьмется? Больше нету. Вы больше не можете отделять оплату труда от производительности, как не можете разделить два лезвия ножниц и продолжать резать. И вот позвольте мне прямо обратиться к лидерам профсоюзов: вы часто становитесь нашими злейшими врагами. Почему не может быть больше? Потому что слишком часто ограничительная политика отбирает у вас то, что вы должны продавать, – вашу производительность труда.
Ограничительная политика въелась как наросты в нашу промышленную жизнь. Она с нами уже почти столетие. Она была создана, чтобы защитить вас от эксплуатации, но стала главным барьером на вашем пути к процветанию… Я понимаю ваши страхи. Вы боитесь, что производство большего количества товаров с меньшим числом работников будет означать меньшее число рабочих мест, и эти страхи особенно сильны, когда уровень безработицы так высок. Но вы ошибаетесь. Правильный способ борьбы с безработицей – это производить больше товаров по более низкой цене, и тогда большее количество людей сможет позволить себе их покупать…
Мы сделаем все, что может сделать правительство, чтобы заново построить свободную и процветающую Британию. Мы верим в реалистичный, ответственный коллективный договор, свободный от государственного вмешательства. Лейбористы не верят. Мы верим в обнадеживающую конкуренцию, свободное предпринимательство и выгоду для малых и больших компаний. Лейбористы не верят. Мы создадим условия, в которых ценность денег, которые вы зарабатываете, и денег, которые вы сберегаете, будет защищена».
Через полгода эта стратегия принесла бы успех. Но в короткий период времени это была обуза, потому что партия не была едина и потому что, согласно опросам общественного мнения, народ хотел, чтобы мы поддержали правительство против профсоюзов. И неудивительно, что в конце сезона конференций мы оказались на пять с половиной пунктов позади Лейбористской партии.
Исчезновение перспективы скорых выборов, после того как у всех были напряжены нервы, чтобы вступить в борьбу, привело к упадку обычной дисциплины в обеих партиях. В Лейбористской партии это отразилось на вопросах экономикм. У нас кипели битвы вокруг Родезии, сперва на партийной конференции, а затем в Палате общин.